– Ты знаешь свои способности.
– Пегги!
Она рассмеялась.
– Заслужила я сегодня обед?
– А как ты думаешь?
– Думаю, что заслужила. Надень свой серый костюм.
– Он же почти совсем протерся на локтях.
– Надень серый костюм, он мне нравится.
– Хорошо.
– А что мне надеть? – Впервые за все время разговора голос Пегги прозвучал неуверенно, с наивной озабоченностью.
Майкл засмеялся.
– Чего ты смеешься? – резко спросила Пегги.
– Скажи еще раз, повтори: «А что мне надеть?»
– Зачем?
– Потому что от этих слов мне становится смешно, я вспоминаю тебя, и у меня появляется жалость и нежность к тебе и ко всем женщинам на свете.
– Скажи пожалуйста! – обрадовалась Пегги. – Сегодня ты встал с правой ноги, не правда ли?
– Конечно.
– Так что мне надеть? Голубое ситцевое платье или бежевый костюм с кремовой блузкой, или…
– Голубое платье.
– Оно такое старое.
– Голубое платье.
– Хорошо, а волосы как – вверх или вниз?
– Вниз.
– Но…
– Вниз!
– Боже, – сказала Пегги, – я буду выглядеть так, словно меня вытащили из Харлема
[37]
. Ты не боишься, что кто-нибудь из твоих друзей увидит нас?
– Я рискну.
– И не пей слишком много…
– Послушай, Пегги…
– Ты начнешь обходить всех своих друзей и прощаться с ними.
– Пегги, клянусь жизнью…
– Тебя хотят использовать просто как пушечное мясо. Будь осторожен.
– Я буду осторожен.
– Рад, что я позвонила? – Пегги опять заговорила кокетливым тоном, словно девица, томно прикрывающаяся веером на студенческом балу.
– Рад.
– Это все, что я хотела знать. Выпей апельсиновый сок. – Она повесила трубку.
Майкл с улыбкой медленно опустил трубку. Он сидел и думал о Пегги.
Потом поднялся и через гостиную прошел на кухню; там он поставил кипятить воду, отмерил три полных с верхом ложки кофе, наслаждаясь необыкновенно приятным запахом, исходившим из банки, достал бекон и яйца, нарезал хлеб для гренков, отпивая между делом большими глотками холодный апельсиновый сок. Приготавливая завтрак, он мурлыкал какую-то песенку без слов. Ему нравилось самому готовить завтраки, быть одному в своем холостяцком доме, ходить в свободной пижаме, ступая босыми ногами по холодному полу. Он положил на большую сковороду пять ломтиков бекона и поставил ее на небольшой огонь.
В спальне зазвонил телефон.
– Фу, черт! – выругался Майкл. Он снял с огня сковороду с беконом и пошел через гостиную. Всякий раз, проходя через эту комнату, он не мог нарадоваться: что за приятная комната, с высоким потолком, двусветная, с широкими окнами; по всей комнате у стен книжные шкафы с книгами в разноцветных коленкоровых переплетах, образующих нежный и приятный спектр.
Майкл взял трубку:
– Алло.
– Голливуд, Калифорния, вызывает мистера Уайтэкра.
– Уайтэкр слушает.
С другого конца континента раздался голос Лауры, низкий и неестественный.
– Это Майкл? Майкл, дорогой…
Майкл чуть слышно вздохнул:
– Здравствуй, Лаура.
– В Калифорнии сейчас семь часов утра, – сказала Лаура с легким упреком, – я поднялась так рано, чтобы поговорить с тобой.
– Благодарю.
– Я знаю все, – возбужденно заговорила Лаура. – Это ужасно! Почему тебя берут рядовым?..
Майкл усмехнулся.
– Это не так уж ужасно. Много людей служат на таком же положении.
– Здесь уже почти все по крайней мере майоры.
– Знаю, – сказал Майкл, – может быть, именно поэтому есть смысл остаться рядовым.
– Да перестань ты, черт возьми, оригинальничать, – вспылила Лаура, – тебе ни за что не вынести этой службы. Я знаю, какой у тебя желудок.
– Моему желудку, – серьезно ответил Майкл, – придется пойти в армию вместе со мной.
– Послезавтра ты будешь сожалеть об этом.
– Возможно, – согласился Майкл.
– Через два дня ты попадешь на гауптвахту, – громко сказала Лаура. – Сержант скажет что-нибудь такое, что тебе не понравится, и ты ударишь его. Я знаю тебя.
– Послушай, – спокойно произнес Майкл, – никто не собирается бить сержантов – и я тоже.
– За всю свою жизнь ты ни от кого не получал приказаний, Майкл. Я знаю тебя. Это одна из причин, почему с тобой невозможно было жить. Во всяком случае, я прожила с тобой три года и знаю лучше, чем кто…
– Правильно, дорогая Лаура, – терпеливо сказал Майкл.
– Пусть мы разведены и всякое такое, – торопливо продолжала Лаура, – но во всем мире нет никого, кого бы я любила больше тебя, ты знаешь это.
– Знаю, – произнес Майкл. Он верил ей.
– И я не хочу, чтобы тебя убили. – Она заплакала.
– Меня не убьют.
– И мне противно думать о том, что кто-то будет тобой командовать. Это несправедливо.
Майкл покачал головой, лишний раз убеждаясь, какая глубокая пропасть отделяет реальный мир от мира в представлении женщины.
– Не беспокойся обо мне, Лаура, дорогая, – сказал он. – Очень мило, что ты позвонила мне.
– Я кое-что решила, – твердо сказала Лаура, – я не хочу больше брать твоих денег.
Майкл вздохнул.
– Ты получила работу?
– Нет, но сегодня днем я встречаюсь с Макдональдом в «Метро-Голдвин-Мейер»
[38]
и…
– Ну что ж, когда будешь работать, тогда и перестанешь брать деньги. – Майкл поспешил сменить тему и, не давая Лауре ответить, спросил ее: – Я читал в газете, что ты собираешься замуж, это правда?
– Нет. Может быть, после войны. Он поступает во флот и собирается работать в Вашингтоне.
– Везет, – пробормотал Майкл.
– Одного помощника директора из «Рипаблик»
[39]
взяли в авиацию первым лейтенантом. Всю войну он просидит в Санта-Аните. Служба информации. А ты собираешься стать рядовым…
– Прошу тебя, Лаура, дорогая, – сказал Майкл, – этот разговор будет стоить тебе пятьсот долларов.
