— О’кей, — кивнул Вудхем. — Отчет будет отправлен по соответствующим каналам связи. — Он покачал головой. — Черт, по крайней мере вы бы могли попробовать начать все сначала в Сан-Франциско…
Сытый и довольный ленчем, а также бутылкой выпитого за ним вина, Бенджамин вслед за Ли поднимался по ступенькам недавно реконструированного дома из красного кирпича. Шел и видел перед собой ее узкую прямую спину, сверкающие волосы, слегка покачивающиеся бедра, обтянутые зеленым льняным платьем, длинные, изумительно стройные ноги. В подъезде стоял полумрак; они нарочно поднимались неспешно и благопристойно, предвкушая, что скоро весь этот декор, все эти приличия разлетятся в прах.
Они встречались и занимались любовью по два-три раза в неделю. И Ли продолжала доставлять ему то же изысканное наслаждение, что он испытывал в самом начале их романа, в Париже. Однако позже, когда он мысленно прокручивал в голове все сцены с ее участием — перед тем как уснуть дома или в метро, сидя с закрытыми глазами, чтобы не видеть печальных лиц других пассажиров, — самым возбуждающим, самым изысканным и волнующим казался ему тот момент, когда он молча поднимался по лестнице следом за этой восхитительно высокой женщиной, глядя на ее элегантно обутые длинные ноги и округлые бедра. Поднимался в предвкушении и уже как бы обладая ею, пока она доставала ключи и готовилась отпереть дверь квартиры.
Они лежали рядом в полутемной комнате. Шторы были задернуты, за окном барабанил дождь. Но из-за туч уже показалось солнце, его бледные лучи проникали в щель между шторами. Рядом, на тумбочке, тихо тикал будильник. Было почти пять. Собственное тело казалось Бенджамину невесомым, воздушным, смазанным некими волшебными маслами, торжествующим. Он знал, что скоро встанет, оденется и будет благопристойно спускаться вниз по лестнице. Благопристойно появится на коктейле у Роузов, тая и лелея в душе воспоминания о дневных безумствах, ключом к которым служил номер телефона, затверженный наизусть. В комнате было тепло, и они лежали обнаженными, отбросив простыни и одеяла. Кожа Ли, казалось, светилась в этом отфильтрованном дождем и шторами бледном солнце. «Ну, еще пять минут…»
— Что ты сказал? — спросила Ли.
Он удивился. Он даже не заметил, что произнес эти слова вслух.
— Я сказал: «Еще пять минут», — ответил Бенджамин. — Только мне показалось, я не говорил, а просто думал.
— Немного любви, и побежал, — заметила Ли, но упрека в ее голосе не слышалось.
— Но мы пробыли тут часа два с половиной…
— Джентльмены не должны подсчитывать и мелочиться, — сказала Ли. — Не джентльменское это дело. Впрочем, и мне пора вставать. Приглашена вечером на коктейль…
— К кому?
— К каким-то людям по фамилии Роуз.
— Я тоже там буду, — сказал Бенджамин. — Вот уж не знал, что ты с ними знакома.
— Я и не знакома, — ответила Ли. — Просто меня пригласил к ним один джентльмен. Заедет за мной через час.
— Смотри, адрес на Восточной Шестидесятой пользуется большой популярностью, — заметил Бенджамин.
— Урод, — спокойно и беззлобно огрызнулась Ли. — Твоя жена тоже там будет?
— Да.
— Вот и прекрасно, — сказала Ли. — Наконец-то выпала возможность познакомиться с ней.
— Все, мне пора бежать, — сказал Бенджамин и вспомнил сцену за завтраком. Совсем неподходящий день он выбрал для свидания с Ли. Хотя, с другой стороны, какой именно день можно считать подходящим? Он обернулся к Ли и поцеловал ее. — Увидимся вечером, за выпивкой, — сказал он и начал вставать.
Ли протянула руку и удержала его.
— А теперь послание от нашего спонсора, — сказала она.
Он снова откинулся на подушки, довольный тем, что можно еще на несколько секунд задержаться в этой постели, в этой комнате, за окнами которой тихо шуршал дождь.
— Фамилия джентльмена, который ведет меня на коктейль, — начала Ли, — Стэффорд. Ты с ним знаком?
— Нет, — ответил Бенджамин.
— Он необыкновенный человек, — добавила Ли.
Бенджамин состроил гримасу.
— И нечего гримасничать, — сказала Ли. — Или ты предпочитаешь, чтоб я встречалась с заурядными личностями?
— Ну ясное дело, — ответил Бенджамин. — И чем зауряднее, тем лучше.
— Всегда знала, что ты подлый, — заметила Ли. — Но не предполагала, что настолько подлый!
Бенджамин вздохнул.
— Чего вздыхаешь? — спросила она.
— Да просто знаю, что сейчас ты скажешь то, чего мне вовсе не хотелось бы слышать, — ответил Бенджамин.
— Я встречаюсь с ним уже три месяца, — сказала Ли. — Он мой вечерний кавалер.
— Знаешь, как говорят итальянцы? — заметил Бенджамин, поглаживая ее густые и прямые, спадающие на плечи волосы. — По ночам любовью занимаются только крестьяне.
— Шутка! — сказала она, но в ее голосе слышалась горечь.
— Извини, — сказал Бенджамин.
Он один из самых красивых мужчин, которых я видела в жизни, — ровным тоном продолжала Ли. — И один из умнейших. И очень, очень щедрый. А еще богатый, такой богатый… И он просил меня выйти за него замуж.
Какое-то время Бенджамин лежал молча.
— Вопрос, — начал он. — Тогда к чему тебе бедный, женатый, дневной тип вроде меня?
— На то есть свои причины, дорогой, — ответила Ли.
— Ты собираешься выйти за него?
— Да, — ответила она. — Если…
— Что «если»?
— Если ты на мне не женишься.
Бенджамин молчал. Только теперь случилось то, чего он ждал и боялся все это время. Все те долгие годы, что знал Ли.
— Знаешь, мои силы оставаться самой популярной незамужней дамой Нью-Йорка, кажется, на исходе, — сказала Ли. — Хочу иметь свой собственный дом. Хочу бросить этот чертов магазин. — Она была хозяйкой антикварного салона на Третьей авеню, который много лет принадлежал ее отцу, но только по возвращении Ли после войны в Нью-Йорк стал по-настоящему шикарным и модным. — Хочу иметь детей, — продолжала она. — Хочу иметь своего собственного мужа, а не чьего-то там чужого. Я что, по-твоему, ужасно буржуазна, да?
— Вычеркнем это «ужасно», — сказал Бенджамин.
— Вот такие дела… — Она лежала неподвижно, глядя в потолок, говорила спокойно, тщательно подбирая слова. Ничего не просила, никаких претензий не предъявляла, да это ей было и ни к чему. Роскошное обнаженное тело и изумительно красивое лицо говорили сами за себя.
Бенджамин сидел на краешке кровати, повернувшись к ней спиной. Он видел свое слегка размытое отражение в темном старинном зеркале, что висело на стене напротив. Тело словно тонуло в мутном стекле с золотистыми прожилками. Отражение почему-то живо напомнило ему обо всех знаменитых, проигрывающих свой решающий бой боксерах, которых ему довелось видеть на ринге. Измученные, вымотанные, побежденные, вот так же сидели они на стульях, загнанные в угол, в отчаянии прикидывая, смогут ли продержаться еще три минуты.
