Почувствовав, что еще немного, и левый бок я себе отлежу, перевернулся на другой и посмотрел на часы – до смены было еще шестнадцать минут.
Глава 12
Деревня Жатомля Духовщинского района, Смоленская область, РСФСР.
23 августа 1941 года, 4.44.
За последнюю пару недель Шойбнер как-то свыкся c тяжелой действительностью. Линия фронта стабилизировалась, маршруты, по которым теперь каталась их легкая колонна снабжения, более-менее устоялись, и даже появилась возможность организовать вменяемую охрану. Теперь русские уже не решались нападать на возчиков так нагло, как это случалось раньше, ограничиваясь одиночными выстрелами издалека. Впрочем, потери все же были – только за семь предшествующих дней один сослуживец Клауса был убит, а двое ранены. Да шесть лошадей пришлось списать, но никакого сравнения с тем жутким нападением семнадцатого августа. Вот уж где им пришлось несладко – страшно сказать: почти четверть возчиков была убита или ранена, а уцелевших лошадей хватило только для буксировки половины от имевшихся повозок. Те же, кому повезло уцелеть, на всю жизнь запомнили, что такое кинжальный огонь пулеметов. Смешно, но в тот день русский машиненгевер спас ему жизнь, заслонив собой от шквала пуль. После боя Клаус насчитал двенадцать пробоин в кожухе ствола и десять – в «теле» пулемета. Соответственно, поддержать огнем своих ребят он не мог, а вот юркнуть в канаву получилось.
Однако солдат во всем найдет положительную сторону. Так, самому Клаусу не только повезло уцелеть, но даже и в звании вырасти. Теперь рукав его кителя украшал «уголок» гефрайтера, а под началом обретались сразу трое «желторотиков». Жаль только, что из-за потерь в караулы ему приходилось ходить наравне со всеми. Но гауптман еще два дня назад намекнул, что в самое ближайшее время следует ожидать свежего пополнения. От подобных вестей, потихоньку рассказанных сослуживцам, почти все приободрились, тем более что, кроме людей, можно было ожидать и поставок лошадей. Недостаток солдат удавалось пока компенсировать пленными русскими, от использования добровольного труда которых не собирался отказываться никто, а вот ремонтерские вылазки не приводили ни к чему хорошему. То ли большевики ухитрились все конское поголовье угнать с собой, то ли всех лошадей вымели свои, те, кто пришел в эти края на пару недель раньше. Даже если и удавалось разыскать на совсем уж глухих хуторах пару коняшек, то внезапно оказывалось, что они переписаны представителями экономического управления и реквизировать их нельзя. Фон Шойбнер слышал, как один из гефрайтеров 7-й танковой, базировавшейся неподалеку, жаловался другому, как им на том же основании запретили разукомплектовывать русскую станцию для обслуживания тракторов.
«Сегодня нормально выспаться не получится, ребята! – заявил вчера вечером фельдфебель. – Похоже, «ночные бандиты» перепили водки и днем напали на танкистов. Соседям пришлось жарковато, но нападение отбито. Вот только русских, говорят, было сотни три, не меньше. А от них до нас километров пятнадцать, а потому – лопаты в руки и готовить позиции! Шойбнер, на тебе пулеметы!»
Хорошо еще, что ночью подремать получалось, пока «молодые» сторожили. Впрочем, сейчас, перед рассветом, их навыков оказалось бы недостаточно, к тому же глаза у них явно слипались, и Клаус предпочел встать за пулемет сам. В принципе, сам он страхов фельдфебеля не разделял – от места их базирования до Духовщины, где квартировали штабы корпуса, танковой и двух пехотных дивизий, было около часа пешего хода.
«В конце концов, вряд ли наглость русских так велика, чтобы решиться атаковать тремя сотнями пару тысяч, – подумал он. – А вот то, что завтра придется снова тащиться с колонной, не выспавшись, – хреново. И так глаза, как у вампира, от постоянного недосыпа, а тут еще и это!» Свежеиспеченный гефрайтор оторвался от созерцания щитка трофейного русского пулемета и, сунув руку за голенище сапога, достал плоскую металлическую фляжку. Торопливо скрутив крышечку, Клаус сделал маленький глоток – пить русское пойло большими у него не получалось – дыхание перехватывало. Фактически у каждого солдата в группе была такая фляжка – только снадобье действовало на всех по-разному, и кто-то пил в конце тяжелого дня, чтобы расслабиться, а кто-то – как он сам – взбодриться. Правда, настаивать самодельную водку приходилось на настоящем кофе – эрзац из цикория тут помогал мало. Но опять же, он в службе снабжения работает, так что пока удавалось добывать натуральный продукт без особых проблем.
После второго глотка по телу разлилось приятное тепло, а глаза перестали слипаться. Клаус слышал, что летчикам выдают специальные таблетки, снимающие усталость и придающие бодрость, но одно дело «рыцари неба», и совсем другое – трудяги-коноводы.
«С «затычками», что ли, поделиться?» – мысль была новой, до сих пор гефрайтер фон Шойбнер вниманием новичков не баловал.
Резкий, но одновременно и глухой удар раздался так внезапно, что Клаус чуть не выронил сосуд со стимулирующим питьем. Потом, спустя несколько тягучих секунд, прозвучал еще один. Было в этом звуке что-то такое, отчего ему очень захотелось присесть на корточки и, словно маленькому мальчику, испугавшемуся грозы, прикрыть голову руками.
«Это что же так долбануло-то?» – заполошная мысль вытеснила все остальные, а следом за ней, когда испуганное сознание так и не смогло идентифицировать источник и происхождение столь страшного звука, пришла другая: «А если сейчас это будет стрелять по нам?»
Впрочем, на смену этим двум взрывам (Клаус все-таки понял, что же такое это было) пришла череда чуть менее мощных, но раздававшихся не точно на юге, а уже на востоке и юго-востоке. То есть примерно там, куда их колонне предстояло завтра везти грузы.
«Да это же русские пушки! – понял фон Шойбнер, вслушиваясь во все учащавшиеся звуки разрывов, практически слившиеся в непрерывный рокот. – Неужели большевики решили пойти в наступление?»
Потом он вспомнил, что русские и так атаковали позиции их дивизии каждый божий день, и обстрелы тоже случались. С другой стороны, на его памяти это выходило первый раз, когда канонада была так хорошо слышна здесь, в десяти километрах от линии фронта. И сформировавшееся за последний месяц солдатское чувство опасности подсказывало Клаусу, что это совсем неспроста.
Деревня Глубочица Борисовского района Минской области, БССР. 23 августа 1941 года. 6.07
Вторые сутки Слава пытался понять, что же происходит. Вместо ожидаемого массового прочесывания всех окрестных лесов и тотального сжигания деревень (так, по крайней мере, объясняли ему старшие товарищи) немцы вели себя словно испуганные девицы: отдельные мелкие подразделения заполошно пометались по ближайшим окрестностям, а потом все стихло. Причем, если верить докладам разведки, противник чуть ли не линию укреплений вдоль шоссе возводить начал. Фронтом на север, то есть в сторону того места, где отряд Трошина и базировался.
«Эх, Нечаева бы сюда сейчас! Вот он бы куда надо пролез и все вызнал… – Командир партизанского отряда досадливо поморщился от одной только мысли о том, что о судьбе разведгруппы до сих пор ничего не известно. – Остальные у меня ребята тоже не промах, но с сержантом их пока еще сравнивать рано».
