– Совершенно верно.
– А с чего такие идеи у вас появились, могу полюбопытствовать?
– Возраст фигурантов, стиль… – начал перечислять Эйтингон.
– От них что-нибудь есть? Как говорится, собственноручное?
– Да. – Павел поднялся, вернулся к своему рабочему столу и, отперев верхний ящик, достал довольно толстую папку. – Здесь почти все, что у нас есть на настоящий момент… – Он протянул документы Серебрянскому.
– Богато! – заменив «г» на «х», сымитировал южнорусский говор «заслуженный террорист». – Пару часов меня не беспокоить. И распорядись, Паша, чтобы чаю принесли.
* * *
Полтора часа все занимались своими делами: Судоплатов с Эйтингоном негромко переговаривались, обсуждая текущие дела, а Серебрянский шелестел бумагами в кресле, изредка хмыкая и делая какие-то пометки в принесенном ему блокноте. Наконец он отложил письменные принадлежности, допил залпом остывший чай и громко объявил:
– Все! Давайте сюда, соколы мои! – Дождавшись, пока начальники подойдут и рассядутся вокруг, он продолжил: – Что я вам могу сказать? Серьезные люди, уж поверьте моему слову! Работают, как в аптеке!
– Из чего такие выводы сделал, Яша?
– Ой, Наум! – всплеснул руками Серебрянский. – Если ты не веришь человеку, чьего папу звали так же, как твоего, поверь хотя бы моему опыту. Я, в отличие от тебя, академий не кончал, но неужели вы не обратили внимание хотя бы на то, к а к они свои отчеты пишут?
– Подробно пишут, а что? – Павел недовольно нахмурился, пытаясь вспомнить, что не так с отчетами «Странников».
– Не подробно, а точно! Что совершенно разные вещи, если вы понимаете, о чем я толкую?
– Понимаем, но ты лучше поясни, Яша, – попросил Эйтингон.
– Наум, ты помнишь, как пишут наши отчеты? Все равно кто – чекисты, военные или из парторганов: «рассеяно до батальона пехоты», «уничтожено около роты фашистов», ну и так далее… Редко-редко, когда цифры точные увидишь… Верно?
– Да.
– У этих же ребяток другой коленкор – все тютелька в тютельку. Там-то, тогда-то… Офицеров столько-то, унтеров… солдат… И отдельная графа – «Предположительно»! А почему так, знаете?
– Расскажи, Яков Исаакович, будь так любезен! – Судоплатов иначе как по имени-отчеству к Серебрянскому никогда не обращался. Шестнадцать лет разницы – это вам не шутка!
– У нас ведь отчеты, и доклады в том числе, и для наград пишут. Сами понимаете, «до батальона» – это и рота, и взвод могут быть? Но ориентироваться «наверху» будут на батальон, потому как удобно. А этим, такое ощущение, на награды положить большой и необрезанный. Что честно, но в то же время странно… Словно мнение ваше, граждане начальники, колышет их в самую последнюю очередь.
– Что ж тут странного, Яков? – Эйтингон широко улыбнулся. – Тонкий ход. Цифры говорят сами за себя!
– Как скажешь, Наум. Мне ли с тобой спорить? – Серебрянский посмотрел на Павла: – Сменщик, не сложно тебе карту принести, а то давно я в родных краях не был, многие детали забывать стал.
«Как же, забыл ты! Скорее всего, показать хочешь, что, несмотря на возраст, нам, молодым, фору еще дать можешь, Яков Исаакович», – подумал Судоплатов, но за картой все-таки сходил. Правда, поскольку разворачивать большую, состоящую из шестнадцати листов, «склейку» на коленях было неудобно, он к окну возвращаться не стал, а позвал остальных к столу.
«Еще раз на память пожалуется – внушение сделаю, чтоб не прибеднялся почем зря!» – пришло в голову Павлу, когда он наблюдал, как Серебрянский точными движениями карандаша отмечал на карте места диверсий, проведенных «Странниками».
– Вот, друзья мои, полюбуйтесь на работу настоящих профессионалов! Все четко и, я бы даже сказал, красиво! Здесь, – острие карандаша уперлось в точку чуть севернее Заславля, – они не только провели диверсию, но и проверили реакцию немцев на нее. И заодно заранее заблокировали один из объездных путей. После чего за пару дней переместились на полсотни километров, что само по себе хорошо, и одним ударом перекрыли важную магистраль. Очень красиво, честное слово. Непонятно только, как им удается так быстро менять место дислокации? Хотя как вариант можно предположить, что на проверочную диверсию они могли и отдельный наряд выделить, а сами все время ближе к чащобам сидели.
Затем ребятки вернулись назад, оставив немцев с носом. – Карандаш заскользил в сторону огромного лесного массива северо-западнее столицы Белоруссии. – А зачем, спросите вы? А вот за этим! – На стол легла толстая пачка листов из папки. – Им просто нужно было безопасное место, чтобы передать все эти сведения нам после того, как они вышли на контакт и получили связь! Наум, скажи мне, информация интерес представляла?
– Да. Что ни строчка – то находка. О многом ни мы, ни армейцы даже представления не имели. И последующие донесения – тоже. Кое-что знали от «Отто», но это было первое подтверждение.
– А когда они про немецкую «безпеку» стали сообщать? До вот этого большого сообщения или после?
– После.
– Вот! То есть когда они спецкоманду вырезали. И, стало быть, пленными разжились, которые доступ к подобной информации имели. Возможно, тогда же они и немецкие коды могли получить. Если коротко – то хорошая умная группа эти ваши «Странники». А вот кто они, я сказать не могу, уж простите.
– А если это немцы что-то вроде «Треста»
{34} с нами крутят? Рейли-то
{35} купился тогда, да и не только он, – спросил Эйтингон.
– А какой им смысл с нами в такие игры сейчас играть? Я, конечно, не очень следил за положением на фронтах, – намекнул на свое заключение Яков Исаакович, – но общее представление о ситуации имею. И если в диверсии я в такой обстановке поверить еще могу, то в операцию по дезинформации – нет. Кому она сейчас в Абвере нужна-то? Немец прет так, что наши и на явное изменение обстановки реагировать, как я понимаю, не всегда успевают. И агентуру, при таких темпах продвижения, имеет смысл забрасывать в Москву или на Урал.
Павел бросил быстрый взгляд на своего зама и, заметив, что тот кивнул, выложил перед старым разведчиком еще одно донесение:
– А на это что скажешь, Яков Исаакович?
Серебрянский схватил листок, пробежал текст глазами…
