– А вы как же?
– А мы потерпим. Пусть лучше одна часть будет полностью готова, чем каждому по чуть-чуть.
– Ага! Тогда я мигом. – Сержант в одних форменных брюках помчался вверх по круче к машинам.
Я повернулся к командиру:
– Ничего не нарушил?
Саша махнул рукой: мол, все в порядке.
Достав из нагрудного кармана серебряный портсигар, я закурил. Только здесь, на войне, я понял, насколько удобная эта штука. Сигареты не мнутся и не ломаются, а под дождем можно не думать, как сохранить их сухими. Но ведь раньше, в нашем времени, когда на каждом углу по ларьку, торгующему табаком, считать это проблемами мог или параноик, или эстет, чью душу грело само наличие портсигара. Стряхнув пепел, я уставился на гравировку на крышке. Рубленым готическим шрифтом там было написано поздравление для какого-то Андреаса с окончанием технического училища. Убей бог, не помню, у кого эту вещицу забрал. Да и вообще все эти «зарубежные гости»: францы, германы, людвиги и андреасы – уже давно слились в моем сознании в сплошную стилизованную «киноленту». В памяти остались лишь яркие детали, вроде широко распахнутых глаз на лице, искаженном испугом, цепочки входных отверстий на обтянутой серым сукном спине или стиснутых в последнем предсмертном спазме ободранных пальцев… А вот наши, и живые и мертвые, помнились хорошо. И сосредоточенно насупленные брови Вадима Чернова, когда он пытался въехать в очередную показанную ему мною «мульку», и хитрый прищур Семена Акимовича, когда мы грузили спертое у немцев зерно, и наивный взгляд Лидочки-комсомолочки в те моменты, когда Док ей по ушам ездил… Плохо, что семью свою вижу только во сне… Пару раз даже просыпался с ощущением, что сын плачет и зовет меня… Но позволить подобное могу только ночью, днем же старательно гоню сентиментальность прочь.
Ну вот, замечтался и не заметил, что рядом уже пару минут кто-то есть. Повернулся – Зельц. Китель постелил и сидит рядом в черных сатиновых трусах и майке с вермахтовским орлом на груди. А что, мы все так ходим. Среди трофеев чистых смен нижнего белья хватало, а мы мальчики не брезгливые. Да и маскировка нормальная. По крайней мере – в такой вот ситуации.
– Как голова?
– Путем…
– А рука? – Лешке явно скучно, к тому же со мной у него отношения наиболее теплые, что ли. Бродягу он боготворит как «Великого Учителя», командира, похоже, слегка побаивается… Люка, впрочем, тоже… А Тотен у нас офигеть, какой занятой и секретный! Нормально поболтать у парня получается только со мной, Доком или Ваней, но от Серегиных шуток у Дымова явно начинают гореть предохранители в башке, и он больше пятнадцати минут обычно не выдерживает.
– Сам видишь… – вместо ответа слегка качаю поврежденной конечностью на перевязи.
– Жалко – на гитаре еще не скоро играть сможешь.
– А сам что? Научись – и будешь скоморошить вместо меня. А слова я тебе надиктую.
– Брось подкалывать, Антон, – строгим тоном заявил бывший милиционер. – Чтоб так, как ты, несколько лет заниматься надо, что, я не понимаю, что ли? Вот война закончится, домой вернусь и в студию запишусь, честное слово!
– Запишись, я что, против?
– Ты как думаешь, немцев скоро побьем? – внезапно спросил Леша.
– А хрен его знает! – честно ответил я первое пришедшее в голову. Пророчествовать и давать наколки на еще несуществующие «Вторые майские праздники» не хотелось. Да и вдруг из-за наших деяний День Победы в будущем будут праздновать 4 февраля? Или 10 сентября?
– Что, даже прикинуть не можешь? Проанализировать там…
– Честно? Нет! Но на скорую победу я бы не рассчитывал… Да ты сам видел, как немцы воевать умеют.
– Но мы же их все равно бьем! – горячо заявил Лешка.
– Бьем, кто же спорит? Но одними диверсиями войну не выиграешь, считай – мы просто помогаем тому солдату, что сейчас в штыковую под Смоленском идет, а вот тому, кто под Кременчугом или Жмеринкой сейчас от фашистских танков отбивается, наши местные подвиги уже не так важны.
– А на других фронтах неужели таких групп нету? – Все-таки иногда я забываю о разнице в восприятии мира «местными» и нами. Для того же Дымова факт встречи с невероятно «крутой» группой диверсантов является достаточным основанием считать, что где-то еще по полям и лесам необъятной бегают такие же. Вроде как танк Т-35 на параде: показали, значит – есть. И на помощь, в случае чего, примчится, ломая по пути толстенные деревья и разваливая по бревнышку избы, как в кинохронике показывают. И объясняй не объясняй, что ни один вменяемый танкист на дерево толщиной в метр в здравом уме машину не направит, – бесполезно. Стереотип такой. У моих современников свои стереотипы – крутые спецназовцы, стреляющие на бегу от бедра, или не менее крутые хакеры, за минуты взламывающие сервера Пентагона… Но в начале века двадцать первого у народа накопилось значительно больше цинизма и критического восприятия, нежели в середине двадцатого… По крайней мере, у тех, кому телевизором и идиотскими статейками в популярных журналах мозги не отсушило. Потому и пришлось ответить максимально тактично:
– Может, и есть где… Мне, сам понимаешь, нарком и его замы не докладывают…
– Ну да… верно… – протянул Лешка. – Слушай, а ты не думал, что после войны делать будешь? В Англию поедешь, да? Или в Америку? – Блин, мне бы твой оптимизм, комсомолец Дымов! Тут о завтрашнем дне с испугом думаешь, а он про после войны… и подлючее подсознание немедленно подкинуло ни разу не оптимистичную процентовку доживших до победы из числа тех, кто принял на себя первый удар немцев. Для моральной стимуляции, наверное… Пришлось напустить на себя загадочный вид и взять паузу секунд эдак на сорок. Молчание было истолковано Дымовым правильно, и развивать тему он не стал. А тут еще и с кручи свистнули, так что я с полным основанием поднялся и повернулся к бывшему милиционеру спиной, давая понять, что разговор пока закончен.
Свистел Казак. Впрочем, не полагаясь на звуковые сигналы, он еще и руками яростно размахивал.
– Тох, сходи, глянь, что там у них стряслось? – негромко попросил Фермер. – Зельц, спину старлею прикрывай! – И заметив, как Лешка потянулся за мундиром, добавил: – А это тебе на хрена? Ствол возьми и топай! Не на строевом смотре, чай…
…Причина переполоха оказалось простая – обед привезли. Около «блица» стояла телега, рядом прохаживался что-то жующий Тотен, а в сене, заполнявшем деревенское транспортное средство, мои зоркие глаза разглядели несколько чугунков, пару корзин со свежими овощами и даже внушительных размеров бутыль с мутновытым, на взгляд эстета, содержимым. Емкость последней сильно превышала тысячу миллилитров.
– Хо-хо! – продемонстрировал я искреннюю радость обретенным харчам, но развить тему не удалось: кроме Алика рядом с телегой терлись посторонние: мужичок лет пятидесяти и молодая тетка. Так что пришлось перейти на немецкий, использовав наиболее подходящую фразу из туристического разговорника, очень, на мой взгляд, подошедшей к ситуации:
