Слегка устав, я выпила чашечку кофе и
принялась за собак. Жидкость, которую следовало втирать в их кожу, оказалась
маслянистой. И потом, владельцы так называемых гладкошерстных псов меня поймут,
как дорыться у этих собак до голой шкуры? Крепкие короткие волоски покрывают
тело мопсов, словно панцирь, и я окончательно измучилась, поливая Мулю, Феню,
Капу, Аду и Рейчел дезинфекцией. В результате все члены стаи превратились в
жирные, масленые оладьи, а Ириска и Рамик походили на грязных баранов, с их
спин теперь свисали «сосульки».
– Да уж, – вздохнула я, обозрев
результат своего поистине титанического труда. – Эй, Ада, не лижи Мулю!
Феня, отойди от Капы.
Куда там, никто не собирался меня слушать,
собаки очень хотели как можно быстрее «умыть» друг друга, но ведь на упаковке
лекарства стояло четкое предупреждение: «Ядовито. Использовать как наружное
средство».
Поколебавшись секунду, я нашла выход из
положения. Аду запихнула в комнату к Кирюше, Мулю поместила к Лизе, Рейчел – к
Сережке и Юлечке, Феню заперла в гостиной, Капу на кухне, Рамика втолкнула в
Катину спальню, а Ириску оттащила к себе. Все двери у нас открываются внутрь
комнат, поэтому псы были лишены возможности самостоятельно выбраться из них.
Придя в восторг от собственной
сообразительности, я схватила ведро, бросила в воду большую таблетку из
упаковки с надписью: «Киллер» – и начала безостановочно чихать. От
получившегося раствора интенсивно пахло какой-то гадостью. Но делать нечего, я
опустила в жидкость тряпку, но впопыхах забыла надеть резиновые перчатки и,
закончив мытье полов, насторожилась: кисти рук стали красными и шершавыми. Я
пошла было в ванную за кремом, но тут увидела часы и ахнула, с ума сойти, мне
давно следовало быть в театре.
Забыв про крем, я натянула куртку, всунула
ноги в сапоги и понеслась к метро, на ходу обдумывая линию поведения.
* * *
Баба Лена сидела на своем же месте, уткнув нос
в журнал.
– Вы куда? – прогудела она.
– К Батурину, – ответила я.
– Зачем?
– На работу наниматься.
Старушка подняла голову, в ее глазах мелькнул
неприкрытый испуг.
– Кем?
– Актрисой, – улыбнулась я.
Баба Лена отложила журнал.
– Не ври-ка! А то я не знаю, как девки
выглядят, говори правду, вторым вахтером посадить тебя хотять?
Ты лучше сразу уходи! Служба собачья, все
вокруг шнырь-шнырь, оруть и визжать. Ни сна ни отдыха, один гундеж, голова
потом раскалывается. Зарплата – кот чихнул, я тут почему сижу? Мине два оклада
дають, а тебе половину отсыпять…
– Не волнуйтесь, – решила я утешить
бабушку, – на ваше место я не претендую, в гримеры нанимаюсь.
– А-а-а, – протянула
бабулька, – ступай во вторую комнату, там Батурин сидит – горюет.
– Что-то случилось? – решила я
разговорить бабку, но та уже уткнулась в глянцевое издание, забыв обо всем на
свете.
Глава 7
Юлий и впрямь выглядел не лучшим образом, под
глазами у него темнели круги, верхние веки опухли, под нижними появились
«мешки».
– Пришла? – хмуро спросил он.
Я кивнула.
– Готова работать?
– Конечно.
– Документы.
Я положила перед Батуриным паспорт и диплом
консерватории.
– А где трудовая книжка и свидетельство
об окончании курсов визажистов-гримеров?
– Ой, простите, завтра принесу.
– Ладно, – вдруг подобрел
Батурин, – можешь начинать. Условия царские – работаешь каждый день,
выходной один, плавающий, оклад семьсот рублей.
– Сколько?!!
Юлий улыбнулся:
– Сказал же, райское место! Целых семь
сотен за ерунду, лучше службы не найти. Кстати, в буфете скидка и в твои ящики
с косметикой никто не лезет, закупай что надо за наш счет. Согласна?
Если бы я на самом деле решила устроиться
визажистом, то моментально унеслась бы прочь из «Лео» с его «царскими»
условиями Работать шесть дней в неделю за семьсот рублей в месяц! Ну и ну!
Теперь понятно, отчего в театре дефицит гримеров.
– Так как? – весьма недовольно
поторопил меня Юлий. – Да – да, нет – нет, поживей определяйся.
– Большое спасибо, я согласна.
Юлий хлопнул кулаком по столу.
– Пиши заявление, заполняй анкету и дуй в
девятую комнату, там Галя сидит, завцехом бутафории и реквизита, поступаешь под
ее начало.
* * *
Галя оказалась женщиной необъятной толщины –
Хорошо бы ты у нас до лета проработала, – одышливо просопела она.
– Так до июня всего ничего
осталось, – улыбнулась я Галя вздохнула, окинула меня настороженным
взглядом и поинтересовалась:
– И где ты служила?
– На радио, – брякнула я, –
«Бум» называется, там руководство сменилось, нас вон выгнали и новых
сотрудников набрали.
– Ладно, – кивнула Галя, совершенно
не удивившись тому, что на радиостанции потребовался специалист по
макияжу, – на своем работать будешь?
– Вы о чем?
– Косметику принесла?
– Нет.
– Ну тогда бери вон тот чемоданчик и
ступай к Щепкиной, – неожиданно весело улыбнулась Галя, – у нас по
штату три гримера, реально есть одна Олеся, теперь еще ты. Наши актеры в
основном сами справляются, но бывает грим сложный, как в пьесе «Собака –
вождь», вообще чума! И, кроме того, есть дамы, не желающие лично прикасаться к
краскам Значит, тебе работать со Щепкиной! Сейчас шлепай к Софье, да будь
осторожна.
– В каком смысле? – поинтересовалась
я, взяв обшарпанный, довольно тяжелый чемоданчик.
– Если не хочешь, чтобы завтра о тебе
весь театр судачил, ничего ей о себе не рассказывай, – улыбнулась
Галина, – упаси бог хоть слово о семье сказать, пожалеешь потом, да поздно!
Ясно?
Я кивнула и отправилась на поиски примы.
Софья, одетая в ярко-красное, расшитое золотом
платье, сидела на стуле перед большим зеркалом.
– Вы кто? – недовольно сморщилась
она, увидав меня на пороге. – Что за бесцеремонность? Отчего без стука врываетесь?
– Извините, я только что принята на
работу гримершей, еще всех порядков не знаю, – потупилась я.
