– Конечно, – с легким раздражением
воскликнул Сережка, – тебе на жизненном пути попался какой-то мешок с
тестостероном, снимаю шляпу перед субъектом, способным на столь могучий
сексуальный подвиг, но мы, твои родственники, желаем знать имечко кадра и его
паспортные данные!
Я на секунду онемела, потом стала чесаться.
Юля нахмурилась.
– Прекрати дергаться.
– Эй, Лампудель, – попятился
Сережка, – ты что подцепила?
И как бы вы поступили на моем месте?
Естественно, ни малейшего желания говорить про чесотку я не имела, но иного
выхода просто не было.
Горько вздохнув, я встала со стула, открыла
балконную дверь, приволокла в кухню мешок, развязала его, высыпала на пол
игрушки собак и сказала:
– Вот на что пошли презервативы.
– Просто офигеть! – подскочила
Юлечка. – Час от часу не легче! Что за идея пришла тебе в голову!
Костин потер подбородок.
– Мне кажется, что беспорядочная половая
жизнь все же лучше психического заболевания, – ляпнул майор.
Я топнула ногой:
– Замолчите и слушайте спокойно.
Глава 11
Узнав правду, Сережка взвизгнул:
– Ужас!
– Чесотка, – подхватила
Юлечка, – какая гадость.
– У меня нос свербит, – сообщил
Костин.
Сережка сморщился и принялся скрести шею, а
мои руки потянулись к голове.
Лиза влетела в кухню и затарахтела:
– Кто-нибудь, поводите ногтями по моей
спине, эй, Кирюха, иди сюда!
– Не могу, – донеслось из
коридора, – нога зудит.
Воцарилось молчание, во время которого все
домашние принялись сладострастно чесаться.
– Лампудель, – взвыл наконец
Сережа, – немедленно говори, как избавиться от заразы.
– Натереться специальным гелем,
обработать поверхности…
– Давай сюда баллончик, – заорал
Сергей, – у меня завтра встреча с крупным заказчиком, не могу же я
дергаться, словно вшивый бомж!
Юлечка взяла протянутую мной упаковку и вдруг
громко сказала:
– Все не так просто.
– Ты о чем? – взвизгнул муж.
– Тут написано: обработать тело, удалив с
него все волосы!
Домашние замерли.
– Это чего? – завозмущалась
Лизавета. – Наголо бриться?
– Похоже, да, – задумчиво
пробормотала Юлечка, – клещи откладывают яйца. Это я вам листовку читаю.
Тело спокойно обрабатывается, а на волосистых частях кладка остается, и
новенькие дряни вылупляются.
– Ни за что, – в один голос заявили
Костин и Лиза.
Потом они переглянулись и начали чесаться.
– Так вот почему собаки как
масляные! – догадалась Юля. – Ты их обработала.
– Ага, – ответила я.
– Нет слов, – прошипел
Костин, – чесотка! Жуткая зараза! Я отлично про нее знаю, в СИЗО порой
вспыхивает, вот беда, все тогда – и заключенные, и контролеры, и адвокаты –
трястись начинают!
Сережка почесал шею, ноги, руки, уши, спину,
потом сказал:
– Давайте гель, я первым в ванную пойду!
Ночь прошла без сна. Сначала мы с Юлечкой и
Лизаветой продезинфицировали все, что попалось на глаза, и вымыли полы. В
квартире прочно поселился едкий запах, не лучший аромат исходил и от людей,
Сережка побрил голову.
– А ничего, – сообщил он,
рассматривая себя в зеркало, – просто Брюс Уиллис, даже модно. Давай,
Кирюха, теперь твоя очередь.
Но больше никто не согласился расстаться с
волосами, мы просто тщательно промыли их особым шампунем, на этикетке которого
было нарисовано непонятное насекомое с большим количеством ног.
– Он для блох или от блох? –
хихикнул Кирюшка, увидав бутылочку.
– Не умничай! – рявкнула Юля и
взбила на голове у мальчика обильную пену.
Угомонились мы лишь в шесть утра, Сережка,
Вовка и Юлечка, злые, невыспавшиеся, уехали на работу, а мы с детьми
расползлись по кроватям. Лизавета и Кирюшка не преминули воспользоваться
возможностью пропустить школу, а я, провертевшись под одеялом, встала в десять.
* * *
Около полудня я вошла в «Лео» и обнаружила
бабу Лену за стойкой.
– Привет тебе, – сказала старуха.
Я выложила перед ней пару купленных по дороге
журналов.
– Вот, читайте на здоровье!
– Ну спасибо, – обрадовалась
бабка, – дорогие какие! Наверное, интересные. А ты чего приперлась?
– Так на работу!
Баба Лена усмехнулась:
– Выходной севодни, спектакля нет и
репетиции тоже.
– Да ну? Разве в театре такое возможно?
Старуха кивнула.
– Редко, но случается, последний раз все
отдыхали, когда Петр Исаакович преставился. Похороны севодни, али не знала? На
третий день принято погребать!
– Так Бурская позавчера
скончалась, – растерянно ответила я.
– Во! Верно! Это первым днем считается,
второй был вчерась, ща третий пошел. Панихида тута, в театре, в фойе, в
тринадцать ноль-ноль, гроб уже привезли.
Я вздрогнула.
– Там покойница?
– Не боись, – мрачно ответила баба
Лена, – чего мертвого опасаться, весь вред от живых! Ежели не по себе,
лучше уходи, тебя никто не заметит, улепетывай спокойненько!
Но я пошла в глубь театра, скорей всего, этот
Павлуша, любовник Тины, обязательно явится на скорбную церемонию, посмотрю хоть
издали на парня, а может, удастся еще и поговорить с ним.
Ни в гримерных, ни в кулисах никого не было, я
спустилась в подвал и добралась до буфета.
– Кофе сегодня отпускаю только
сотрудникам театра, – ледяным тоном заявила худенькая, ярко накрашенная
тетка за прилавком, – имейте совесть! Надоели!
Я улыбнулась:
– Меня зовут Евлампия Романова, теперь я
у вас гримером работать буду.
Буфетчица мгновенно заулыбалась в ответ:
– Нюся, рада познакомиться. Чего хочешь?
