— А что нужно? — осторожно спрашивает он.
— Тонкое и острое, — отвечает Уильям. — И два.
— Тут есть бритва, посмотри на столе в футляре.
— А я нашла нож для резки бумаги, — обрадованно делится девочка. — Теперь нужно что-то вроде салфеток.
— Я нашел носовые платки в трельяже!
— Давай их сюда, Уильям. И запри дверь. Этьен, садись к столу.
Он молча повинуется. В глазах ни страха, ни тени сомнения. Он уверен, что эти двое всегда знают, что делают.
— Протяни руки вот так, ладонями вниз. Клади на стол.
Близнецы гладят Этьена по голове, и его окутывает легкая дремота. Пальцы детей касаются легко и бережно, движения завораживают.
— Так будет легче. Ты только не дергайся. Терпи.
Сибил становится слева, Уильям справа. Бритва и нож для резки бумаги рассекают кожу на обеих руках чуть выше локтей. Этьен вздрагивает, стискивает зубы. Следующий надрез ложится ниже первого, за ним еще и еще. Нож и бритва опускаются одновременно, близнецы наносят порезы абсолютно симметрично. Алые капли они подхватывают носовыми платками, промокают насечки, делают следующие.
— Терпи. Так нужно. Пожалуйста, терпи, — просят близнецы в один голос.
С каждым новым касанием боль кажется сильнее. Все труднее давить крик и бороться с желанием вырваться из маленьких рук, удерживающих его запястья прижатыми к поверхности стола. Этьен смотрит на настенные часы перед собой. Стрелки то не двигаются с места, то несутся, перегоняя друг друга, то начинают идти назад. Зрение плывет, перед глазами распускаются багровые анемоны. Дышать тяжело, он старается делать вдох на каждое прикосновение лезвий.
Боль рвет кривыми зазубренными когтями запястья, запускает жгучие щупальца под кожу кистей рук, выворачивает судорогой пальцы. Пот течет по лбу и вискам, холодный, липкий. Сколько это длится? Час, ночь, год? Молчи, Легран, терпи, ты должен.
— Сейчас, Этьен. Почти все. Считай от десяти до одного. Давай, вслух, с нами.
Он мотает головой, крепко зажмурившись. Близнецы прикасаются платками к кистям рук, снова режут кожу острые лезвия.
— Не могу больше, — шепчет Этьен.
— Потерпи еще секунду, — умоляет Сибил.
Последний надрез идет с тыла кисти и вливается в одну из линий на ладони. Этьен резко выдыхает и ложится грудью на стол. Руки болят страшно, но боль потихоньку гаснет. Уильям открывает окно, смачивает платок под струями дождя. Сибил садится на ковер у ног Этьена и заходится кашлем.
— Пойдем, — просит она брата. — Надо поспать. Кажется, я простудилась.
Уильям обтирает лицо Леграна мокрым платком, помогает сестре подняться. По очереди они обнимают Этьена за шею, целуют в висок.
— Мы будем тебе иногда сниться, — улыбается Сибил.
Легран кивает, не в силах говорить и шевелиться.
— Спи, Этьен. Ты проснешься здоровым и сильным, — обещает Уильям, и близнецы уходят.
Этьен спит долгим, глубоким сном. Утром Брендон и Элизабет вежливо стучатся в его дверь, чтобы попрощаться, но он не слышит. Заместитель мэра решает не будить гостя до возвращения Брендона с вокзала.
В десять утра Сибил и Уильям в просушенной обуви и одежде стоят на крыльце, готовые к отбытию. Сибил покашливает, нервно подергивает шнурок, на котором висит маленький мешочек на шее, Уильям кутается в рубашку Этьена. Элизабет держит над ними раскрытый зонт, сама мокнет в плаще. Брендон присоединяется к ним, попрощавшись с хозяевами дома, и они вчетвером бредут под дождем к аэровокзалу. Элизабет все старается спрятать под зонт и мужа.
— Пожалуйста, милый! Твоим суставам и так нелегко, не усугубляй! Иди сюда, дети немного потеснятся.
Он улыбается, отнекивается, смотрит на жену так, будто боится, что сейчас она растворится прямо в воздухе.
— Ты что? — пугается она. — Брендон, давай мы не полетим? Или ты с нами…
«Я тебя люблю, Элси. Иди, мы опоздаем».
В здании вокзала давка, люди отталкивают друг друга от входа на платформы. Полисменам с трудом удается сдерживать толпу.
— Успокойтесь, граждане! Все успеете, не мешайте посадке! Кто с билетами на этот рейс, проходите! — покрикивают полицейские.
Брендон вынужден расталкивать народ локтями, чтобы пробить дорогу жене и детям. Близнецы пробираются, крепко держась за руки, опасливо поглядывают на горожан.
— Люди звереют, — шепчет Сибил на ухо брату. — Мир сходит с ума.
— Просто всем страшно, — отвечает Уильям. — Они-то не знают, что будет дальше.
У посадочной платформы на рейс «Нью-Кройдон — Олсен-сити» их ждет Алан. Зовет отца, машет рукой. Когда семья подходит, он обнимает бледных и тихих близнецов, целует мать.
— Едва успел. Меня не хотели отпускать, — жалуется он. — Дела наши плохи. Корабли, оказавшиеся в районе воронки, пропали без вести. Вода прибывает, несколько прибрежных городов затоплены полностью, бо́льшая часть населения эвакуирована. Коппер получил приказ отбомбиться по воронке. Бедлам, но ничего умнее никто не может придумать.
«Когда бомбардировка?» — напряженно спрашивает Брендон.
— Через сутки. Когда город полностью эвакуируют.
— На Олсен-сити, проходите! — нетерпеливо прикрикивает на них полисмен. — Взлет через десять минут, а вам еще на регистрацию!
Семья обнимается, Брендон торопливо просит:
«Родная, как только прилетите — оставь мне письмо на почтамте до востребования. Обещаешь? Дети, маму не отпускайте ни на минуту! Сибил, Уильям, люблю вас. Элси, посмотри на меня! Вы — все, что у меня есть дорогого».
— Мам, ты с ними построже, ага?
Элизабет кивает, тайком вытирает слезы, целует мужа и сына, протягивает билеты на контроле и вместе с детьми проходит за ограждения.
— Пап, пошли. Помашем рукой дирижаблю с улицы. Вон он — маленький, с синей полосой, видишь?..
На регистрации Элизабет подает полицейскому свои документы, отступает на шаг в сторону, обнимает детей. Полисмен откладывает перо на чернильницу, пристально изучает бумаги, кивает, подзывает напарника и о чем-то негромко говорит ему. Элизабет волнуется, поглядывает на них, не выдерживает:
— У нас что-то не так?
— Миссис Фланнаган, а где документы на детей?
— Дома, в Гринстоуне. Мы приехали на праздник, почти ничего не взяли…
— Хорошо, я понял. Пройдите, пожалуйста, вместе с детьми за моим напарником.
— Куда и зачем? — испуганно спрашивает Элизабет.
Полисмен натянуто улыбается.
