В общем, тесты были нормальными. А вот атмосфера вокруг них – не вполне нормальной. Психиатры устраивали в Райт-Паттерсоне настоящие шоу. На каждом шагу здесь попадались психиатры и психологи, которые делали кандидатам замечания и предлагали им разные мелкие тесты. Прежде чем поместить пациента в «миксер», какой-нибудь сотрудник в белом халате показывал ему листок бумаги, приколотый к планшету. На нем были нарисованы пронумерованные точки. Нужно было взять карандаш и соединить точки линиями таким образом, чтобы цифры составили определенные числа. Потом, когда вы выходили из машины, белый халат снова предлагал вам тот же самый тест – наверное, чтобы увидеть, повлияла ли физическая нагрузка на ваши арифметические способности. Но это еще далеко не все. Здесь находились люди, которые постоянно следили за кандидатом и делали пометки в маленьких перекидных блокнотах. При каждом жесте, каждом тике, подергивании мышцы, при каждой улыбке, удивленном или нахмуренном взгляде, всякий раз, когда вы почесывали нос, – всегда рядом оказывался какой-нибудь белый халат и что-то быстро записывал в блокнот.
Одним из самых настойчивых наблюдателей была доктор Глэдис Дж. Лоринг, психолог, как узнал Конрад из приколотого к ее халату бейджика. Глэдис Дж. Лоринг раздражала его особенно сильно. Всякий раз, оборачиваясь, летчик видел, как она молча смотрит на него с полным безразличием белых халатов, словно он лягушка, кролик, крыса, тушканчик, морская свинка или какое-нибудь другое лабораторное животное, и что-то яростно черкает в блокноте. Уже несколько дней подряд психолог наблюдала за ним, а они даже не познакомились. Однажды Конрад посмотрел ей прямо в глаза и сказал:
– Глэдис! Что вы там всё пишете?
Доктор Глэдис Дж. Лоринг взглянула на него, как на ленточного червя. И сделала в блокноте еще одну заметку о поведении этой особи.
«Летучим жокеям» всегда не нравилось, когда вершителями их судеб были врачи. А уж если психологи и психиатры ставят себя выше их – это уже совсем ни на что не похоже! Военные летчики, все до единого, считали психиатрию псевдонаукой и относились к психиатрам как к современной чокнутой разновидности капелланов. Но с этими сморчками можно было справиться. Достаточно лишь пустить в ход чары: зажечь нимб нужной вещи и задействовать какую-нибудь полезную ложь.
Во время собеседований, касающихся работы астронавта, как и в других ситуациях, психиатры сосредоточивались на опасностях этого занятия, на неожиданностях, потенциально повышенном риске, а потом оценивали реакцию кандидата. Опытные пилоты знали, что здесь требуется «запасная извилина». Нельзя говорить что-нибудь типа: «О, я люблю рисковать своей шкурой каждый день, потому что тогда чувствую свое превосходство над другими людьми». Психиатры всегда толковали такие высказывания как безрассудную любовь к опасности, как иррациональный импульс, связанный с позднефрейдистским понятием «смертельного желания». Правильный ответ, – а он за эту неделю прозвучал в Райт-Паттерсоне не раз – должен быть таким: «Ну, я не считаю «Меркурий» особенно рискованным предприятием, по крайней мере, по сравнению с обычной испытательской работой, которой я занимался в авиации (во флоте, в морской пехоте). Это проект высочайшего национального значения, поэтому я убежден, что к мерам предосторожности тут будут относиться гораздо серьезнее, чем когда испытывали F– 100F (F-102, F-104, F-4B)». Легкая улыбка, слегка выпученные глаза. Превосходно! Это показывало, что вы – здравомыслящий летчик-испытатель и относитесь к безопасности так же, как любой благоразумный профессионал. В то же время вы намекали, что изо дня в день рисковали своей жизнью, привыкли к этому и обладаете нужной вещью, так что полет на ракете станет для вас просто отдыхом. Так создавался эффект нимба. При откровенных намеках на собственную отчаянную храбрость психиатры смотрели на вас широко раскрытыми глазами, как маленькие мальчики.
Конрад и все остальные знали, как предусмотрительный офицер должен вести себя с этими людьми. Да и трудно было не знать. Каждый вечер ребята собирались и потчевали друг друга историями о том, как они бесстыдной ложью или еще каким-нибудь иным образом разрушали происки сморчков. И Конрад всегда старался добавить пару шуток для ровного счета.
Во время одного из тестов психолог вручал каждому кандидату чистый лист бумаги и просил внимательно рассмотреть его и описать, что на нем видно. В таких тестах не существовало правильных ответов, потому что суть их состояла в том, чтобы подвести кандидата к свободным ассоциациям и понаблюдать, где блуждает его сознание. Опытные пилоты знали, что в этом деле главное – оставаться на суше, а не пускаться в плавание. Некоторые потом с радостью рассказывали, что, рассмотрев лист бумаги, взглянули в глаза психологу и объявили, что видят лишь чистый лист. Но это был неправильный ответ, потому что сморчки наверняка делали пометку о «подавленной способности к воображению» или еще о чем-нибудь в том же духе, правда, из-за этого не стоило беспокоиться. Один астронавт сказал, что видит заснеженное поле. Что ж, можно было отвечать и так, но не заходить при этом дальше, то есть не начинать рассуждать о смерти в мороз, о том, как можно заблудиться в снегах, о встрече с медведями и тому подобных вещах. Но Конрад… Итак, сидящий напротив него за столом человек протягивает Питу лист бумаги, просит рассмотреть его и сказать, что Пит на нем видит. Конрад внимательно разглядывает листок, потом смотрит на человека и говорит подозрительным тоном, словно опасаясь подвоха:
– Но ведь он перевернут вверх ногами.
Психолога это настолько поражает, что он перегибается через стол и смотрит на абсолютно чистый лист, чтобы понять, так ли это, и лишь потом осознает, что над ним издеваются. Врач смотрит на Конрада и улыбается ледяной улыбкой.
Конечно, это не позволяло достичь эффекта нимба.
В другом тесте кандидатам показывали картины, изображавшие людей в различных ситуациях, и просили сочинить истории об этих людях. Картина, которая досталась Конраду, была выполнена в духе американского реализма: сцена из жизни странствующих сельскохозяйственных рабочих, вероятно, времен Великой Депрессии. На ней был изображен несчастный изможденный издольщик в комбинезоне, пытавшийся пахать ржавым плугом выветренную землю – скорее, какой-то овраг, а не пашню. Плуг тянул тощий мул с торчащими ребрами, а сбоку стояла жена издольщика – женщина с желтоватым цветом лица, ввалившимися глазами, изъеденная пеллагрой, с огромным животом (не меньше чем восьмой месяц беременности), в платье из мешковины. Она наклонилась в сторону, пытаясь опереться о стену лачуги, видимо, чтобы перевести дыхание. Конрад посмотрел на картину и сказал:
– Похоже, этот человек любит природу. Он не только пашет землю, но и любуется пейзажем – это видно по тому, как он смотрит на горы: чтобы увидеть, как бледно-голубая горная цепь вдали гармонирует с пурпурной дымкой над холмами возле его любимой усадьбы… – и так далее, и тому подобное, пока наконец до психолога не дошло, что этот коренастый умник с дырочкой между передними зубами просто посылает его вместе с тестом… подальше.
Это, конечно, тоже не произвело эффекта нимба.
Да, для Конрада теперь начались веселые времена. Но у него осталось одно незаконченное дело. И в тот же вечер он позвонил в автопарк:
