Сердцем они чувствовали, что им не следует идти, что это предприятие сомнительно и повлечет горькие последствия, поэтому боги должны были решить это за них, чтобы они потом думали: так тому и быть.
И когда боги оставили без покровительства храбрых воинов, теперь уже покинувших наш мир, это показалось невиданным до сих пор обманом: ведь многое другое, не столь значительное возрождалось и кончалось благополучно, поэтому сетования моих товарищей на мир, негодование своим телом были столь сильны, что вызвали желание непременно причинить боль телу, уничтожить жизнь. Боги милосердно приняли их: пусть они не могли совершить богослужения, покидая этот мир: боги ведали их помыслами»
В этой полемике, предпринятой для собственного утешения, для того, чтобы утешить души товарищей, да и в подтексте таилась невыразимая боль, но в конце Огата буквально двумя словами выразил страстное желание партии заговорщиков, поверил подлинные чувства воинов: «…то не было поведением грациозных женщин».
История «Союза возмездия». Конец.
10
Стоял сезон дождей. Утром, перед школой Исао Иинума заглянул было в пакет, который только что принес почтальон, — Хонда с письмом вернул «Историю „Союза возмездия”», — но решил, что спокойно прочитает письмо на занятиях, и сунул пакет в портфель.
Он вошел во двор университета Кокугакуин. В вестибюле стоял огромный барабан, так подходивший к окружающей обстановке. Барабан имел свою историю — на нем стояла печать известного мастера из Тэмматё, Яхати Онодзаки, широкие железные обручи охватывали корпус. Кожаный круг походил на желтое от пыли небо ранней весной. Гряду белых облаков на этом небе напоминали царапины — следы ударов. Однако казалось, что при сегодняшней дождливой погоде даже барабан будет звучать вяло, без охоты.
Исао вошел в классную комнату на втором этаже почти одновременно с ударом барабана, возвестившим о начале занятий. Первым уроком была логика. Исао, которого не интересовали ни эта наука, ни неопрятный лектор, потихоньку вытащил письмо от Хонды и начал читать.
«С благодарностью возвращаю «Историю „Союза возмездия”». Прочел ее с интересом.
Я хорошо понимаю, почему эта книга произвела на тебя такое сильное впечатление. Она открыла мне истинные мотивы и чувства, двигавшие событием, которое я до сих пор считал мятежом недовольных самураев, одержимых религиозной идеей. Книга просветила меня, но мои ощущения от прочитанного не похожи на твои, и мне хотелось бы подробнее написать тебе об этом.
Я не уверен, что и в твоем возрасте я испытал бы те же чувства, что и ты. Я скорее посмеялся бы над людьми, которые, несмотря на то что ничто человеческое было им не чуждо, поставили все на карту своим безрассудным выступлением. В том возрасте я верил, что могу стать полезным для общества, человеком действия, сохранял душевное равновесие и мыслил здраво и ясно. Я принял, что пылкие чувства, страсти — это все не для меня, считал, что у каждого человека есть собственное предназначение. Был убежден, что не смогу сыграть другую роль, кроме отведенной мне по жизненному сценарию, точно так же, как все мы не можем сменить телесную оболочку. Поэтому в других я сразу замечал дисгармонию, противоречие между чувствами и человеком, и, чтобы самому не оказаться в таком положении, выработал привычку наблюдать чужие страсти с чуть ироничной улыбкой. Если озаботиться поисками, то окажется, что «несоответствие» можно обнаружить в любом случае. Эта моя улыбка вовсе не была исполнена злорадства, можно сказать, что в ней были своего рода расположение и одобрение. У меня в то время стало складываться понимание того, что сами по себе страсти возникают из-за того, что человек не осознает этой дисгармонии.
Однако мой близкий друг Киёаки Мацугаэ, которого мы вспоминали с твоим отцом, разрушил так тщательно выстроенное мною здание. Когда он воспылал страстью к женщине, я сначала увидел отсутствие гармонии, посчитал, что это не в его характере. Прежде он казался мне холодно-прозрачным, напоминал кристалл. Он был очень капризным, чрезвычайно эмоциональным юношей, и я полагал, что чувствительность сама по себе ограждает его от сильной страсти.
Однако события развивались по-другому. Простые, но пылкие чувства меняли его прямо на глазах, любовь стремительно превращала его в человека, просто созданного для того, чтобы любить. Органичными стали для него самые безрассудные, самые слепые чувства, и перед смертью в его облике явственно проступили черты человека, родившегося именно затем, чтобы умереть во имя любви. Несоответствие исчезло бесследно.
Я сам не мог не измениться, столкнувшись со столь чудесным превращением. Моя простодушная вера в то, что я человек твердых убеждений, была поколеблена, уверенность оказалась желанием верить, естественное стало восприниматься как неизбежное. Это положительным образом сказалось на моей работе в суде. Ведь я смог поверить, что с преступником можно обращаться, не выбирая между принципами — возмездие или воспитание, оптимизм или пессимизм во взглядах на человеческую природу, а надеяться на возможность изменения человека в определенной ситуации.
Возвращаясь к теме своих ощущений после прочтения «Истории „Союза возмездия”», должен сказать, что сейчас, в тридцать восемь лет, меня, как ни странно, тронуло изложение этого абсолютно иррационального исторического события. Я сразу же вспомнил Киёаки Мацугаэ. Его страсть была отдана женщине, но была так же безрассудна, так же неистова, так же мятежна, и утолить ее могла лишь смерть. Однако определенно у меня есть гарантии того, что теперь я могу спокойно реагировать на подобные прецеденты.
Факт, что теперь я уже не тот, поэтому могу спокойно перебирать все возможности прошлого, более того, безо всяких опасений подставлять свое тело отравленным лучам собственных грез, которые направлены туда, в прошлое, и снова возвращаются отраженным светом.
Однако в твоем возрасте опасно жить одними чувствами. Вредны эмоции, которые истощают тело. Еще более опасным кажется мне то, что в блеске твоих глаз, заставляющем людей держаться на расстоянии, угадывается заложенная в тебе от рождения предрасположенность к восприятию повествований подобного рода.
В твои годы я постепенно перестал замечать несоответствие чувств характеру человека. Из-за свойственного молодости чувства самосохранения прежде существовала необходимость ко всему придираться, но теперь она не просто исчезла — теперь это представлялось недостатком: как это я прежде мог улыбаться, видя отсутствие между гармонией и чувствами, захотелось просить за это прощения. Наверное, это свидетельствовало о том, что закончился период юности, когда лишаешься уверенности в том, что неправильная эмоциональная оценка людей не причинит боль тебе самому. И еще — теперь душу больше привлекала не опасная красота, а красота опасности, заблуждения молодости перестали казаться комичными. Может быть, это произошло потому, что молодость как-то сразу перестала влиять на мое сознание. Страшно подумать, но я, исходя из своих спокойных эмоций, словно подстрекаю тебя к опасным проявлениям чувств.
Зная заранее, что это бесполезно, я все-таки хочу предостеречь тебя: «История „Союза возмездия"» — трагедия, описание политического события, с начала до конца напоминающее художественное произведение, тщательно подготовленный эксперимент, в котором проявилась столь редкая чистота человеческих страстей, но не следует смешивать это местами похожее на чудесный сон повествование с сегодняшней реальностью.
