Это пейзаж с той фотографии. А еще точно в центре кадра маленький могильный знак из некрашеного дерева и покрытый белой тканью алтарь — видны лежащие на нем цветы — тысячи солдат стоят вокруг с опущенными головами.
Все это отчетливо предстало перед глазами Хонды. А потом снова он услышал крики «Банзай!» и увидел волны флажков с изображенным на них солнечным кругом. Но в душе осталось невыразимое чувство скорби.
13
Во время войны Хонда отдавал все свое свободное время изучению вопросов, касающихся круговорота жизни и возрождения, ему доставляло радость отыскать в такой период какую-нибудь нужную книгу. По мере того как все более пустыми становились новые издания, в лавках букинистов собирались покрытые пылью настоящие сокровища. Только здесь можно было найти знания и интересы, над которыми не властно было время. По сравнению с резко возросшими ценами на потребительские товары цены и на западную, и на отечественную литературу так и остались низкими.
Из старых книг Хонда много узнал о том, как умы Западной Европы толковали переселение души.
Существовала знаменитая теория Пифагора, философа, жившего в Ионии в пятом веке до нашей эры, но концепция Пифагора испытала влияние тайного учения орфиков, властвовавшего на всей территории Греции в седьмом и шестом веках до нашей эры. Учение орфиков продолжало культ Диониса, который все эти двести лет потрясений и тревоги то тут, то там вспыхивал неукротимым пламенем.
Культ бога Диониса пришел из Малой Азии и соединился с распространенным по всей Греции культом матери-богини земли и земледельческими обрядами, поэтому подозревают, что у них был один источник: великую мать-богиню земли, как живую, Хонда совсем еще недавно своими глазами видел в том храме Калиг-хат в Калькутте. Дионис, появившийся в северной стране — Фракии, воплощал возрождавшуюся жизнь природы: зимой она умирала, а с весной воскресала. Каким бы веселым и безудержным его ни представляли, Дионис был предтечей молодого духа злаков, представленного Адонисом — прекрасным юношей, который умер молодым. Как Адонис, который неотделим от Афродиты, так и Дионис во время мистерий ассоциировался с великой матерью-богиней земли. В Дельфах Диониса почитали наравне с этой богиней, и они были главными божествами, священным союзом бога и богини в мистериях.
Дионис пришел из Азии. Эта религия, несущая безумства, разврат, пожирание сырого мяса, человекоубийство, возникла как настоятельная проблема «души». Ее безумие, не допускавшее ясности рассудка, не допускавшее, чтобы люди или боги застыли в красивой форме, словно туча саранчи, закрывшая солнце, налетела на изобильные, принадлежавшие Аполлону нивы Греции, мгновенно опустошила поля, сожрала урожай — эту ужасную картину Хонда не мог не сравнивать со своими индийскими впечатлениями. Вызывающие отвращение пьянство, смерть, безумие, лихорадка, разрушение…
Почему они так пленяли людей, столь обнажали людские души? Что вынуждало эти души покидать удобное, спокойное, темное пристанище и рваться наружу? Отчего сердце до такой степени не выносит покоя?
Так случалось и с историей целых стран, и с отдельными людьми. И все потому, что люди чувствовали: по-другому им никак не коснуться этого всеобъемлющего космоса, этого огромного целого. Охмелевшие от вина, с растрепанными волосами, в разодранной одежде, бесстыдно обнаженные, с текущей изо рта кровью пожираемого сырого мяса… — человек хотел так хоть кончиком пальца дотянуться до «целого».
Именно это и есть духовный опыт энтузиазма (одержимости богом, воодушевления) и экстаза (выход его наружу, исступление) — их формы орфиками были отшлифованы и превращены в мистерии.
Экстатический опыт впервые повернул древнегреческую философию к мысли о переселении души. Глубинным источником переселения был «восторг».
В мифах, которые орфики считали своей религией, бог Дионис звался Дионисом Загреем. Он был сыном Персефоны — дочери богини земли и могущественного Зевса, ребенком горячо любимым, которому отец-бог поручил в будущем править миром. По преданию, когда небо-Зевс полюбил дочь земли Персефону, он соединялся с ней, приняв облик большого змея — духа земли.
Это вызвало ревность божественной супруги Зевса Геры, она подняла подземных титанов, те игрушками завлекли младенца, зверски убили его, расчленили тело и, сварив, съели. Но его сердце Гера своими руками поднесла Зевсу, тот отдал сердце Семеле, и ребенок родился снова как Дионис.
Разгневавшись на титанов, Зевс поразил их молниями, из пепла сожженных титанов потом родился человек.
Таким образом, человек унаследовал злую натуру титанов, а с другой стороны, благодаря благородной плоти съеденного ими Загрея, человек хранит в своем теле божественное, поэтому орфики объясняли, что следует, доведя себя до экстаза, обращаться в Диониса, достигая, таким образом, божественного источника. Ритуал поедания божества впоследствии нашел свое отражение в христианстве — во вкушении тела и крови Христовых.
И музыкант Орфей, которого разрывают на части фракийские девы, тайны его смерти, воскрешения, пребывания в мире теней, — все это, как и воскрешение Диониса, стало важной частью учения орфиков.
Итак, если древние считали, что радостный дух, вырвавшийся благодаря экстазу из тела, мог на миг коснуться тайны Диониса, значит, человек уже знал, что душа и плоть разделимы. Плоть родилась из отвратительного пепла титанов, а дух сохранил чистое благоухание Диониса. И еще орфики учили, что земные страдания не кончаются со смертью тела: покинувшая мертвое тело душа затем пересекает реку времени Лету в Аиде — царстве мертвых и вновь поселяется на земле в теле другого человека или животного, она должна вершить бесконечный «круговорот зарождения».
Бессмертная, изначально наделенная божественностью душа должна раз за разом проходить мрачный путь из-за первородного греха тела — убийства титанами Загрея. Земная жизнь добавляет новые грехи, они копятся, и человек никак не может избавиться от страданий круговорота жизней. Из-за грехов он может возродиться потом не в человеке, а в лошади, овце, птице или собаке, а может, став холодной змеей, ползать по земле.
Пифагорейцы, истолковавшие и углубившие учение орфиков, создали свое собственное учение о переселении душ и дыхании космоса.
Хонда потом смог проследить идею о том, что «космос дышит», во взглядах на жизнь и душу царя Менандра,
[25]
изложенных в длинных диалогах царя с буддийским монахом в Индии; это напоминало также и мистерии древнего синто.
По сравнению с по-детски сказочными, светлыми джатаками буддизма Хинаяны — хотя учение греков имело с ними нечто общее — концепция переселения душ, окрашенная мрачной меланхолией Ионических островов, утомляла Хонду, вызывала у него желание прислушаться скорее к философу Гераклиту, высказавшему идею непрерывного изменения, становления.
