— Очень привлекательна, — неожиданно слегка хриплым голосом проговорил Кацуми.
— Понравилась?
— Меня всегда влекут вот такие очень смуглые, маленькие, но с красивым телом, те, что не сильны в японском. Есть в них эдакое… У меня к ним какой-то особый интерес.
— Вот как?
С каждым словом антипатия к собеседнику росла, но Хонда внимательно, с мягкой улыбкой слушал.
— А что ты думаешь по поводу тела вообще? — на этот раз спросил Хонда.
— Да, я как-то не задумывался. Вы о сексе? — легкомысленно отозвался юнец и немедленно поднес к сигарете Хонды дорогую зажигалку «Данхилл».
— Представь, что ты держишь в руке кисть винограда. Если сильно сжать, раздавишь ягоды. Но если сжать осторожно, то в пальцах останется удивительное ощущение сопротивления натянутой кожицы. Вот это ощущение и есть то, что я называю телом, плотью. Понимаешь?
— Вроде бы понимаю, — подкрепляя уверенность воспоминаниями, изо всех сил желая выглядеть взрослым, многозначительно отозвался студент.
— Это следует понять. Поймешь, и хорошо, — сказал Хонда и оборвал разговор.
Потом Кацуми пригласил Йинг Тьян танцевать. Когда они после трех танцев вернулись, Кацуми с невинным видом сказал Хонде:
— Я сейчас вспомнил, что вы мне говорили о винограде.
— Что такое? — сразу заинтересовалась Кэйко. Слова потонули в оглушительном грохоте музыки.
Танцующая Йинг Тьян! Хонда не умел танцевать, но ему не надоедало просто наблюдать за ней. С танцующей Йинг Тьян спадали оковы жизни в чужой стране, в танце проявлялась ее истинная натура, гибко поворачивалась тонкая шея (ее шея и лодыжки были тонкими и легкими), под развевавшейся юбкой, как две высокие пальмы на видном издалека острове, двигались на носочках красивые ноги, постоянно сменяли друг друга истома и живость тела, чередовались быстрые движения, и при улыбке, которая не сходила с ее лица во время танца, смеющийся рот и сверкание белых зубов Хонда видел и тогда, когда, послушная движениям рук Кацуми, который кружил ее в танце, она оказывалась к Хонде спиной.
34
В обществе стали обнаруживаться явные признаки нестабильности.
Первого мая произошли волнения перед императорским дворцом. Полиция открыла огонь по толпе, волнение усилилось. Группа демонстрантов из шести-семи человек опрокинула и подожгла автомобиль американцев. Атакам подверглись полицейские на мотоциклах — брошенные мотоциклы поджигали. В упавшего в ров американского моряка, как только он показывал из воды голову, кидали камни, он не смог выплыть и утонул. В разных местах на площади перед дворцом пылал огонь. Тем временем штаб-квартиру Союзного совета
[62]
в Хибии и другие важные здания охраняли шеренги американских солдат, держащих наперевес винтовки с примкнутыми штыками.
Это были не просто беспорядки. Чувствовалось, если так пойдет дальше, то в будущем страну ожидают сильные потрясения.
Хонда, который первого мая не был в своей конторе, не видел этого собственными глазами, но обо всем слышал по радио и прочитал в газетах. Он решил, что дела обстоят серьезно. Во время войны Хонда ко всему относился скорее безучастно, теперь же он не мог игнорировать того, что происходит в обществе. Его беспокоил закон о видах собственности, и он подумал, что в свете дальнейших событий ему нужен основательный совет друга, который консультировал бы его по финансовым делам.
На следующий день, не в силах усидеть дома, Хонда вышел прогуляться. Летнее солнце заливало светом старые кварталы, в округе ничего не изменилось. Избегая чопорных магазинов, где продавались кроме всего прочего и книги по праву, он зашел в книжный магазин, витрина которого пестрела журналами. По многолетней привычке прогулка для Хонды означала посещение книжного магазина.
Ряды знаков на корешках сразу утешили душу. Здесь было собрано все, обращенное в мысль, идею. Человеческие страсти и политические волнения, превратившись в печатные знаки, в молчании лежали на полках. Здесь можно было найти все — от вязания до международной политики.
Хонда не понимал, почему его душа успокаивается, когда он приходит в книжный магазин, можно сказать только, что посещение книжных магазинов вошло в привычку чуть ли не с детских лет. Ни у Киёаки, ни у Исао такой привычки не было. А что это вообще такое? Это не то, что у Стефана Малларме,
[63]
которому для душевного покоя нужно было постоянно собирать мир и который упрямо не желал признавать реальность, если она не была запечатлена в письменных знаках, Хонда же считал, что если каждый факт выражен и мир целиком представлен в прекрасной книге, то он не опоздает и всегда успеет в этот мир окунуться.
Вот так. Вчерашние события закончились. В этом мире нет бутылок с горючей смесью. Нет ярости. Нет насилия. Нет даже далеких отблесков текущей крови. Послушные граждане с детьми выискивают модные книги, полная женщина в свитере цвета молодой травы с хозяйственной сумкой недовольно спрашивает, не появился ли новый номер женского журнала. Ваза с ирисами в глубине магазина — увлечение хозяина — стояла под написанной на цветной бумаге, заключенной в рамку фразой, явно невысокого литературного достоинства: «Чтение — багаж нашей души».
Хонда, проталкиваясь между посетителями, обошел тесный магазин в поисках чего-нибудь интересного и оказался возле полки с популярными журналами. Здесь стоял молодой человек в спортивной рубашке, по виду студент, он внимательно читал какой-то журнал. Необычная сосредоточенность, с которой он смотрел не отрываясь на одну и ту же страницу, издалека привлекала внимание. Подойдя к молодому человеку справа, Хонда без всякого умысла скользнул глазами по той странице, на которую смотрел юноша.
Перед глазами была плохо отпечатанная, какого-то голубоватого цвета фотография обнаженной женщины — она была связана и сидела на стуле боком. Молодой человек, не отрывая глаз, смотрел на эту страницу, держа журнал в левой руке.
Однако Хонда, оказавшись рядом, обратил внимание на неестественность его позы — тот словно застыл, линия затылка, профиль, глаза — все напоминало скульптуру с египетских барельефов. И тут Хонда увидел, что рука юноши, засунутая в правый карман брюк, безостановочно совершает энергичные движения.
Хонда сразу ушел из магазина. Долгожданная прогулка была испорчена.
«Почему он занимался этим на глазах у всех? Может, у него нет денег, чтобы купить журнал? В таком случае мне следовало бы молча купить ему журнал. Почему я этого сразу не сделал. Следовало бы, не колеблясь, дать ему денег».
