– Дэнни? — сказал Джонни Помпом. — Он тоже бежал, но его не поймали.
Друзья тревожно вздохнули.
– Дэнни совсем сбился с пути, — мрачно сказал Пилон. — Он плохо кончит. Интересно, где он достал денег?
Именно в эту минуту торжествующий Торрелли распахнул калитку и зашагал по дорожке к дому. Собаки Пирата встревожились и, рыча, подошли к двери. Друзья выглянули наружу и обменялись недоуменными взглядами. Большой Джо подобрал рукоятку лопаты, с которой недавно так основательно познакомился. Тяжелые уверенные шаги Торрелли прогремели по крыльцу. Дверь распахнулась, и Торрелли, улыбаясь, вошел. О, он не стал кричать на них и грозить им. Нет, он взялся за дело деликатно, как домашняя кошка. Он ласково гладил их, как кошка поглаживает таракана.
– Ах, друзья мои, — мягко сказал он, встретив их встревоженные взгляды. — Дорогие мои друзья и клиенты, сердце мое разрывается, потому что мне суждено принести дурные вести тем, кого я люблю.
Пилон вскочил.
– Что-то случилось с Дэнни! Он болен? Он ранен? Говори же!
Торрелли изящно покачал головой.
– Нет, мои крошки. Дело не в Дэнни. Сердце мое обливается кровью, но я принужден сказать вам, что вы здесь больше не живете.
Со злорадным удовольствием он наблюдал за действием своих слов. Все рты раскрылись, все глаза выпучились от удивления.
– Глупость какая! — воскликнул Пабло. — Почему это мы здесь больше не живем?
Рука Торрелли нежно нырнула в грудной карман, его пальцы извлекли оттуда драгоценную бумагу и помахали ею в воздухе.
– Вообразите мои страдания! — продолжал Торрелли. — Этот дом больше не принадлежит Дэнни.
– Что? — вскричали они. — Что ты говоришь? Почему этот дом больше не принадлежит Дэнни? Говори же, корсиканская свинья!
Торрелли захихикал, и это было так страшно, что пайсано попятились.
– Потому что, — сказал он, — этот дом принадлежит мне. Дэнни пришел ко мне вчера вечером и продал мне свой дом за двадцать пять долларов.
С дьявольской радостью он следил за мыслями, отражавшимися на их лицах.
«Это ложь, — говорили их лица. — Дэнни не способен на такую подлость». А потом: «Но ведь Дэнни за последнее время делал много дурного. Он крал у нас. Кто знает, может, он и продал этот дом за нашей спиной?»
– Это ложь, — сказал Пилон вслух, — грязная корсиканская ложь.
Торрелли продолжал улыбаться и размахивать бумагой.
– Вот доказательство, — сказал он. — Вот бумага, которую подписал Дэнни. Это то, что мы, деловые люди, называем купчей.
Пабло в ярости подскочил к нему.
– Ты напоил его! Он не знал, что делает!
Торрелли чуть-чуть приоткрыл сложенный документ.
– Закон это не интересует, — возразил он. — И поэтому, мои дорогие друзья, неумолимый долг приказывает мне объявить вам, что вы должны покинуть мой дом. Я собираюсь распорядиться им по-другому. — Тут улыбка сбежала с его лица, и оно приняло обычное жестокое выражение. — Если вы не уберетесь к полудню, я пришлю полицейского.
Пилон с кротким видом подошел к нему. Берегись, Торрелли, если к тебе, улыбаясь, приближается Пилон! Беги, спрячься в каком-нибудь сейфе и захлопни за собой дверцу!
– Я этих вещей не понимаю, — мягко сказал Пилон. — Мне, конечно, очень грустно, что Дэнни так поступил.
Торрелли опять захихикал.
– Я ведь никогда не продавал домов, — продолжал Пилон. — Дэнни подписал эту бумагу, так?
– Да, — передразнил его Торрелли, — Дэнни подписал эту бумагу, именно так.
Пилон тупо продолжал расспрашивать:
– Значит, вот эта бумага доказывает, что дом принадлежит тебе?
– Вот именно, дурачок. Эта бумага это и доказывает.
Лицо Пилона выразило недоумение.
– А я думал, что ее надо отнести в город и зарегистрировать.
Торрелли презрительно рассмеялся. Берегись, Торрелли! Разве ты не замечаешь, как бесшумно движутся эти змеи? Вон Хесус Мария стоит у входной двери. Вон Пабло заслоняет дверь на кухню. Посмотри, как побелели пальцы Большого Джо, сжимающие рукоятку лопаты.
Торрелли сказал:
– Вы ничего не понимаете в делах, бродяжки и попрошайки. Когда я уйду отсюда, я отнесу эту бумагу в город и…
Это случилось так быстро, что последними словами он подавился. Его ноги мелькнули в воздухе. Он грохнулся об пол, хватаясь жирными реками за воздух. Он услышал, как звякнула дверца печи.
– Воры! — взвизгнул он. Шея и лицо его побагровели. — Воры, крысы, собаки, отдайте мою бумагу!
Пилон, стоявший перед ним, удивился.
– Бумагу? — спросил он вежливо. — О какой бумаге ты говоришь с таким жаром?
– О моей купчей, о запродажной! Полиция узнает об этом!
– Я не помню никакой бумаги, — сказал Пилон. — Пабло, ты не знаешь, о какой бумаге он говорит?
– Бумага? — сказал Пабло. — Он о газетной бумаге говорит или о папиросной?
Пилон продолжал перекличку:
– Джонни Помпом?
– Ему, наверное, что-нибудь померещилось, — сказал Джонни Помпом.
– Хесус Мария, ты что-нибудь знаешь о какой-нибудь бумаге?
– По-моему, он пьян, — возмущенно сказал Хесус Мария. — Стыдно напиваться с утра пораньше.
– Джо Португалец?
– Меня здесь не было, — отрезал Джо. — Я только что вошел.
– Пират?
– У него не было никакой бумаги. — Пират повернулся к своим собакам. — Была у него бумага?
Пилон снова обратился к посиневшему от злости Торрелли.
– Ты что-то путаешь, мой друг. Я, конечно, мог и ошибиться насчет этой бумаги, но ведь ты сам убедился, что никто, кроме тебя, этой бумаги не видел. И ты не упрекнешь меня, если я скажу, что никакой бумаги вовсе не было. Наверное, тебе лучше пойти домой и лечь.
Торрелли был слишком оглушен, чтобы настаивать дальше. Они повернули его, помогли ему выйти за дверь, и он побрел домой, ошеломленный столь ужасным поражением.
Тут они взглянули на небо и обрадовались, потому что солнце снова вступило в бой и на этот раз пробило лазейку в тумане. Друзья не стали возвращаться в дом. Они со счастливыми улыбками расположились на крыльце.
– Двадцать пять долларов! — сказал Пилон. — И что только он сделал с этими деньгами?
Солнце, выиграв первую схватку, обратило туман в паническое бегство, и небо быстро светлело. Половицы от солнца нагрелись, и в солнечных лучах зажужжали мухи. Возбуждение покинуло друзей.
– Еле спаслись, — устало сказал Пабло. — Дэнни не следовало бы так поступать.
