– Мы едем, не так ли?…
– Мы вышли из туннеля!..
– Браво, капитан!
Я присоединяюсь к поздравлениям.
– Браво!.. Браво!..
Это значит, что они расчистили завалы и что самолеты не вернулись.
– Через пять минут они будут здесь…
Должно быть, ему все известно.
– Мы уже будем далеко!..
Я говорю это громко… пускай меня слушают! Ведь это вагон OKW… в котором мы находимся! Мы должны проявлять корректность!.. Младенец улыбается нам… наконец он подает голос, он хотел бы… малыш не утомительный, здоровый, не хнычет… наверняка он потешается над нашими «баю-бай!»… особенно теперь, когда поезд покачивает его… ни пеленок, ни салфеток, мы не можем его перепеленать… увы!.. Лили ищет, находит… три сорочки под подушкой… чьи?… Ведь самое важное – сменить пеленки… «Лю-лю-лю!» – капитан Гоффман знает свое дело… если поезд не сойдет с рельсов, к полудню будем в Фюрте… шестьдесят километров… о, конечно, он ничего не гарантирует!.. Наверняка патрульные самолеты видели, как мы выползали из туннеля с двумя пыхтящими локомотивами, в голове и хвосте поезда, настоящие извержения сажи… если они не стерли нас в порошок, то лишь потому, что не захотели! для нас же самое неприятное не темнота, а раздражение глаз, причем до такой степени, что ты уже ничего не можешь различить сквозь провалы окон, гора там, снаружи, или равнина… конечно, мы уже вышли из туннеля… за окнами мелькнула деревня… а, мост!.. Или мне кажется… другие тоже ослепли, я имею в виду Лили и Ля Вигу… они трут глаза, но только раздражают их еще больше… капитан напялил специальные очки, он экипирован на случай газовой атаки, он предвидел… я его спрашиваю…
– Это был длинный туннель?
– Шестьсот двадцать пять метров…
– У вас есть врачи в Фюрте?
– Там есть все необходимое… но мы еще должны до него добраться!..
– Разумеется!.. Разумеется!..
Дорога здесь, кажется, не совсем разрушена… бомбардировщики и штурмовики могли бы поработать и получше… мы их слышим, вверху, очень высоко… наш поезд катится вниз, по склону… все время… довольно быстро, мне кажется… если говорить о конкретном поезде, то очень быстро… на ум приходят эти прибалтийские женщины со своими малышами, которые вернулись в Лейпциг…
– Они уже там, как вы думаете?
– Нет!
Капитан категоричен!.. Мы едим дальше, недолго… затем замедляем ход… платформа… Фюрт… а сколько сажи!.. Тормозим!.. Табличка… мы прибыли… кажется, этот вокзал не пострадал… Вижу! Wartesaal… зал ожидания… я болезненно моргаю, но убежден… спрашиваю у других, они тоже видят… ах, медсестры!.. Стоят наготове… едва лишь поезд подойдет к платформе… капитан Гоффман рассчитывает на медицинское обслуживание!..
– Schnell!.. Schnell!..
Бросаемся к малышу, нашему… на диване!.. Лили берет его на руки, передает мне… а я – сестре милосердия… милосердная сестра, наверное, вы знаете, орден добрых протестантских сестер… их должны были предупредить, позвонить из Лейпцига… ну вот! Дело сделано! Младенец запеленут, унесен!.. Еще один заботливый жест… множество сэндвичей! Для нас… бутылки с пивом!.. От паломников Шартра? Лурда?… Да! Да! В этом духе… не совсем, но все-таки… Это все, чего мы желаем! Ничего иного!.. Спасение для коксовых локомотивов и штаба OKW!
– Доктор!
Капитан хочет поговорить со мной… именно со мной! Лично со мной!.. Иду за ним… мы шаркаем по осколкам… проходим весь коридор… один вагон… другой… останавливаемся… он искал это купе… пустое…
– Доктор, сюда!.. Мои товарищи офицеры категорически не хотят ехать с вами и вашим другом актером в одном вагоне…
– Я вас понимаю, капитан… очень вам признателен…
Он не сказал мне ничего нового… быть прокаженным означает иметь некоторые преимущества, вам нет больше нужды быть вежливым ни с кем, вас отшвыривают прочь, а вы только об этом и мечтаете!.. Я наблюдал за этими, из Ростока… прокаженные были довольны, что их изгнали, выдернули из их снегов, вышвырнули вон! И – марш к другим сугробам!
– Капитан Гоффман, я вам очень признателен…
– Это не все… в свою очередь… я прошу вас об одной услуге!..
– Ну, разумеется!.. Буду счастлив!
– Вот в чем суть!.. Мы, то есть штаб, выходим в Аугсбурге… там переформировываются две армии, прибывшие из Украины, в Аугсбурге… вы не знали?
– Нет, капитан! Совершенно не в курсе!
– Вы трое с котом пересядете на поезд в Ульм… Сразу же!.. Sonderzug… понимаете? Тот, который должен принять прибалтиек… у вас будет место!.. Четыре вагона!.. Пустых!.. Аугсбург еще не разрушен… слушайте меня внимательно!.. Около часа езды до Ульма… туда вы прибудете в разгар похорон…
– Что это значит, капитан?
– Надо, чтобы вы знали!.. Военные похороны… погиб генерал Роммель… это вас не касается… (Роммель?… Никогда не слыхал о нем!)… но там будет… заметьте! Имя, которое я прошу вас запомнить… маршал Рундштедт!.. Не записывайте, просто запомните… маршал Рундштедт!.. И еще одно имя: Леммельрих… это всего лишь капитан… капитан, как и я… он из штаба Рундштедта… вы запомните, не так ли?… Леммельрих… Я доверяю вам… могу ли я на вас положиться?
– О, разумеемся, капитан!
– Тогда вот что… вы подойдете к Леммельриху… вы его узнаете… легко… в церкви… капитан, такой же, как я… рослый сухощавый, седой… скажите ему одну только фразу: «Вашей берлинской дочери стало лучше»… и это все… он вам не ответит… скажете ему по-французски: «Вашей берлинской дочери стало лучше», он поймет…
Я ничему не удивляюсь! Но все же был повод поразмышлять… сидя там… он, должно быть, наблюдал за мной… поезд двигался дальше… ехал… ехал… вроде бы нормально… за исключением того, что даже после выхода из туннеля сажа заполнила весь вагон, влетала в окна, переносилась от одного окна к другому, настолько густая, что лучше бы закрыть глаза… у капитана были специальные очки, он ничего не боялся…
Да! Да! Мы на месте… поезд останавливается… вокзал… Ульм!.. Плакаты… мы можем выйти… никто нам не запрещает… нет полицейских… мы выходим из пелены сажи, из облака… вокзал, этот вокзал не тронут… кажется, там поглядим… можно отдохнуть! Отдых? Мы только то и делаем, что отдыхаем, начиная с Ростока… правда, в очень не спокойном состоянии… швыряют нас с места на место! Но-о! Тпру! И – убирайся!.. Сборы прокаженных на перекрытых путях… в туннеле, где невозможно дышать… неужели это перрон! Мы пересекаем зал ожидания… вот перистиль,
[27]
скамья… на этой скамье, даже в полном изнеможении, мы чувствуем себя довольно комфортно… Ля Вига, однако, в весьма дурном расположении духа – я это вижу, ему не понравилось наше с капитаном стремление уединиться для беседы в конце коридора, – смотрел обиженно… а погода была действительно прекрасная, великолепное, почти майское утро… было бы хорошо как-то утешить Ля Вигу, чтобы он больше не злился…
