– Ну и что?… Ну так что же?…
Я спрашиваю… я дрожу… О! Он внушает мне страх!.. Черт подери! Да это же он! Я его знаю… Я его знаю! Того, зеленоватого… светящегося… более-менее…
– Водремер!
Я зову его… он не отвечает… Он здесь, почему? На Рождество?… Как этот попище? Как он прошел через калитку?… Перелез через нее?… Даже собаки не залаяли… Странные шалости!.. Этого Водремера я знал как врача, с четырьмя нашивками… где это было? Представьте, что творится с моей памятью в состоянии лихорадки, сил нет от озноба, внимание перескакивает с пятого на десятое… Имею право не узнать его… особенно, если он мне нисколько не помогает… Я повышаю тон… заставляю себя, заметьте…
– Водремер!.. Мерцающий! Я требую от вас!.. Чего вы от меня хотите? Это вы?… Да?… Нет?… Откуда вы…
Он недвижим… не вижу его лица… однако же! Это он… Мы практиковали вместе
[10]
… Он главный врач… И до чертиков наглотался оскорблений, переходя из одного барака в другой… Настроение было отвратительным… все семьи жаловались на холод, на голод, на жажду, весь персонал SNCASO, расквартированный в бараках Адриана! Рабочие, управленцы, инженеры и санитары… Какой это был стыд!.. Мол, мы, врачи, – преступники, враги народа, реакционеры, что мы все это подготовили, этих штурмовиков,
[11]
пятую колонну, нехватку продуктов, что бедные люди помирают от голода и эпидемий… что наши так называемые медикаменты сплошь да рядом были отравой… а вот и доказательство: никто больше не может пользоваться отхожими местами (трое детей утонули), настолько их переполняли фекалии, это было настоящее коричневое наводнение, вызванное поносом, обильным мочеиспусканием, и все из-за наших так называемых лекарств… что вселенский понос заливал потопом все вокруг… что у немцев из Сен-Жан-д'Анжели была даже особая тактика, когда их танки заставляли нас отступать в наше собственное дерьмо, чтобы все там погибли, обездвижели под метровым слоем экскрементов, даже если бы они и сделали попытку вырваться…
Как они кончили свои дни? Я спрашиваю себя! То, благодаря чему мы остались в живых – Лили, я, Бебер, – связано с нашей каретой «скорой помощи»… нашей ли? Нет! Каретой в Сартрувиле, которую я привел туда… о маршруте которой никогда не говорится в анналах Эпопеи… «Ля Сен-Ля Рошель»! И с каким трудом!.. Не только мы с Лили, но еще старуха и двое грудных младенцев! Мне пришлось оставить их на главной площади Ля Рошели… вы мне скажете: выдумки! Вовсе нет!.. Доказательство: я еще помню имя малышки, самой маленькой: Стефани! Она, должно быть, уже вышла замуж и стала матерью… В тот момент ей исполнился месяц, не больше… Генерал, который распоряжался на площади, французский генерал, настаивал, чтобы мы выехали в Лондон вместе с машиной, со старухой и младенцами… конечно, это было искушение!.. Моя судьба приняла бы другой оборот, а каким героем я бы выглядел сейчас! Какие улицы носили бы мое имя! А на стелах высекли бы мой профиль!
– Генерал! Нет! Я отказываюсь! При всем моем уважении, тысячи сожалений, мой генерал! Инструкция – прежде всего! Эти младенцы и их бабушка, весьма склонная к алкоголизму, принадлежат Сартрувилю! Вместе с тачкой! Я должен все привезти в Сартрувиль!
– Отлично! Вы свободны, доктор!
Я не вернулся в лагерь Адриан, тошнотворно-зловонный. Прощай, Сен-Жан-д'Анжели!.. Я так и не узнал, закончили они свой путь под танками… или утонули в поносной жиже…
Я никогда больше не видел Водремера… Однако, ведь это был он, молчал… и светился!.. Я должен в конце концов расшевелить его!.. Заставить откликнуться!.. Нет!.. Не могу… Чего-то я не могу вспомнить!.. Я сказал вам, что с радостью выехал бы в Лондон… Вы ответите: а он утверждает это просто вынужденно, чтобы прослыть участником Сопротивления… да нет же! Нет! У меня есть и не вчерашние причины быть англофилом, и еще более весомые, чем у тех, кто там был! Я думаю об этом генерале, который мне предлагал… Я думаю о призраке Водремера, который там сидит, светится… наконец, о природе этого фантома… и я знаю, что умираю… умру, о, неважно где!.. здесь, как только призрак Водремера растает… Он гаснет, потому что собаки заливаются… гае!.. Точно, это собаки, не сон!.. Я истекаю потом, дрожу все сильнее, но это конец припадка… Вот уже тридцать лет я переживаю подобные приступы и знаю, как они завершаются… а также, как они начинаются… Этим приступом я обязан ослиному упрямству святоши, который продержат меня У калитки… не следовало его слушать… гае! гае!.. А теперь кто там?… Лили и собаки… Она зажигает свет… все лампы… ей страшно…
– Ты разговаривал с кем-то?
– Это был Водремер…
Она не спорит… она думает, что я все еще брежу…
– Скажи, ты выходила к калитке?
Это спрашиваю я.
– Да, кто-то пришел к тебе… Какой-то полковник…
– Какой полковник?
– Камбремусс!
– Что он хочет от меня?
– Ты, может быть, его примешь?
Я очень устал…
Пускай войдет! Только быстро! И убирается! Я все еще дрожу!
Он входит, Камбремусс собственной персоной, не последний человек, красномордый, полнокровный, я знаю, какое у него давление… ему на это плевать!.. Он слишком воодушевлен идеей возрождения национальной кухни и национальным возрождением, чтобы тратить свое время на всякие пустяки, режимы и пипетки… Для него существуют изысканная еда и Франция, жемчужина мировой короны! Единственная среди всех наций, мое разочарование и мой восторг…
Ожидая, пока его пригласят, Камбремусс слышал все, что я говорил. Тем лучше!.. Быстрее все закончится!
– Селин, мы начинаем новое движение за национальное возрождение! Мы рассчитываем на вас!
– Вы ошибаетесь!.. Я вовсе не хочу ничего возрождать!.. Европа умерла в Сталинграде… Дьявол украл ее душу!.. Пусть он ее и хранит!.. Зачумленная шлюха!
– Селин, вы пораженец! Все тот же! Вы ведь можете нам помочь!
– Еще чего, бордель ангелов, нет! Пусть китайцы придут в Брест как можно скорее!.. Мои самые пламенные пожелания! Члены КП и в желтой армии, и в морской Префектуре! Все проблемы будут разрешены!.. Эти люди, которые никогда не наедались, набьют себе брюхо блинами!.. Вы никому не нужны, Камбремусс!
– Как вы смешны, Селин!.. Сами того не желая! Я отдаю приказ…
– Тото, посвисти полковнику! Чтобы он понял!..
