Время шло, Скору отчаянно звал на помощь, но никто не отзывался, стояла мёртвая тишина, колокольчиков коров уже почти не было слышно, даже ветер постепенно стихал, по мере того как солнце удалялось от зенита. Два часа пополудни, три, Скору посмотрел на часы, он вытащил их и держал теперь в руке, топь была ему уже по грудь. Больше он не храбрился, иногда даже принимался плакать, понимая, что скоро ему конец. Руки у него были свободны, но шевелить ногами он уже не мог, они были словно налиты свинцом. Если люди ушли в церковь, как сказала Ане Мария, то теперь они, скорее всего, уже вернулись домой. Путь был неблизкий, и они, конечно, задержались на церковной горке, обмениваясь новостями, однако времени было уже много, очень много. Неужели его не спасут? Скору кричал, звал на помощь, потом умолкал, прислушиваясь, и снова кричал, вопил, плакал и бил по илу руками. Но голос его постепенно слабел, и в конце концов мужество покинуло шкипера.
Но это, судя по рассказу Ане Марии, было уже гораздо позже. Она и не думала уходить, она всё видела и даже слышала, как шкипер разговаривал сам с собой. Вдруг он начал что-то писать на листке, вырванном из записной книжки. Она подумала: верно, он пишет, что это я убила его! Потом с ним произошла перемена, больше он уже ничего не говорил, — но продолжал плакать так, что его даже трясло, наконец он разорвал листок и бросил в болото рядом с собой. Скору как будто смирился со своей участью.
Болото постепенно затягивало его плечи, и вскоре шкипер почти целиком погрузился в трясину. Ане Марию словно что-то толкнуло в грудь, она вскочила и побежала к усадьбам, она бежала и кричала, кричала...
Последнее, что Скору удалось сделать, — это зашвырнуть бумажник на сухое место. Никакой записки он не оставил. У него не было семьи, не было близких родственников, и потому он никому не написал слов прощания.
IV
Норвегия не такая уж маленькая страна, она очень длинная.
Когда шкипер «Чайки» утонул в болоте на севере, газеты на юге откликнулись на эту смерть лишь короткими сообщениями, и, может, один-два читателя даже содрогнулись, прочитав о его смерти.
Поллен же, напротив, маленькое селение, маленькое и скученное. И если человек утонет там в болоте, люди будут долго помнить и говорить об этом, дети и взрослые будут бояться болота и обходить его стороной.
Да, Ане Мария позвала на помощь тех, кто ходил в церковь, не хватало, чтобы она этого не сделала, она бросилась к усадьбам самой короткой дорогой, бежала и звала на помощь, но, когда люди прибежали к болоту, было уже поздно, в бездонной топи плавала только зелёная кочка, слегка наклонившаяся набок. Люди не могли поверить в случившееся: как это шкипер Скору оказался так глуп, что полез в трясину, но в конце концов им пришлось поверить, ведь кто-то даже слышал крики о помощи, но не придал им значения. Да, шкипер погиб в болоте, но его бумажник и часы уцелели.
Августу и Эдеварту, которые находились на борту «Чайки», сообщили о несчастье; Август вызвался сберечь деньги и пересчитал их в присутствии свидетелей, он был самый подходящий человек для такого дела. Ане Мария искренне и без колебаний повторяла одно и то же, рассказывая о случившемся соседям, а потом и ленсману
[14]
: она сокрушается, что не успела вовремя позвать на помощь, но не понимает, о чём думал этот шкипер, почему он так долго молчал, почему начал звать на помощь, лишь когда его засосало по шею, ей потребовался час или два, чтобы собрать людей и привести их на место, за это время шкипер успел утонуть.
Страшное, непостижимое несчастье.
Август тут же отправился в соседний приход к двум друзьям шкипера Скору, чтобы посоветоваться с ними относительно судна и рыбы, а Эдеварт остался, чтобы закончить погрузку. Теперь укладчицы не капризничали, людей напугала страшная судьба шкипера, все проявляли участие и хотели помочь, даже Ане Мария соизволила сказать, что готова укладывать рыбу, если это потребуется.
Женщины на площадках тихонько судачили и ужасались: Я боюсь даже смотреть в сторону болота, подумать страшно, что ему пришлось пережить! — И не говори, как вспомню, мороз дерет по коже! Я не спала сегодня всю ночь, мне всё слышались его крики. — Ты правда слышала крики? Верно, это потому, что его душа не может обрести покой. — Почему же его душа не может обрести покой? Что вы хотите этим сказать? — спросила Ане Мария. Сама подумай. Он умер и лежит в болоте, никто не помог ему, даже «Отче наш» над ним не прочли, ни одного слова Божия, вот он и просит об этом. Ане Мария: Глупости, он и не кричит вовсе, вам так кажется от страха. — А тебе, выходит, не страшно? — Нет. Я могла бы даже пойти ночью на болото и переночевать там где-нибудь с краю. Женщины ей не поверили, но её слова их задели: Ещё бы, ты всегда была смелей всех!..
Когда с погрузкой закончили, Эдеварт в последний раз пришёл на скалы с выпивкой и крендельками. Всё было весьма торжественно, но никто не радовался и не веселился, люди говорили неохотно и тихо, они со страхом вспоминали погибшего в болоте шкипера — хороший был человек, во всех отношениях хороший. Мы лишний раз убедились, что жизнь может прерваться неожиданно.
Вернулся Август после совета со шкиперами. Он снова оказался незаменимым — находчивый, человек слова и дела, совсем не тот Август, которого они знали раньше. Тот всегда ходил в подчинённых, выполняя чужие приказы, а этот принял на себя руководство и назначил на следующий день расчёт с рабочими. Начнём в обычное время, решил он, а там, может, задует попутный ветер. Кто же поведёт шхуну? — спросил кто-то. А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Август.
Он рассчитался со всеми без обмана, тут уж никто ничего не мог сказать; те, кто работали на скалах и сами вели счёт отработанным дням, чертя мелом палочки на потолочной балке, ни в чём не могли упрекнуть Августа. Он принимал в каюте сразу по два человека, чтобы один мог засвидетельствовать, сколько получил другой, не иначе как научился этому, когда плавал матросом. И Каролуса и Эдеварта удивило, что, выплачивая людям деньги, Август справлялся с какими-то цифрами и значками в своей записной книжке, словно вёл свой, отдельный, счёт их рабочим дням. Книжку он каждый раз прятал в карман.
Когда расчёты были закончены, Август объявил, что сам поведёт «Чайку» в Берген. Никто, кроме него, не умеет пользоваться компасом и картой; шкиперы, вялившие рыбу в других селениях, не могут покинуть свои суда.
Люди не очень удивились, услышав эту новость. Август и раньше приводил их в изумление, они верили, что он на многое способен, но тут он превзошёл самого себя. Шкипер, можно сказать, капитан большого судна с полным грузом, вести судно по компасу и карте вдоль всей Норвегии, — видно, этот человек немало постиг за свою жизнь! Эдеварт должен был сопровождать Августа, однако для такой поездки Августу не хватало ещё одного человека. Он выбрал Теодора. Но у Теодора грыжа, и он носит бандаж, возразил Эдеварт. Я решил взять его, твёрдо сказал Август. Эдеварт напомнил, что Теодор больше всех насмехался над Августом и дразнил его, он скверный человек. Вот пусть теперь и поплатится за это, сказал Август.
