Они были уже около Салфорда, когда вдруг спустило колесо, и всем пришлось вылезать. И тут выяснилось – у Сильвио нет запасного, забыл. Роза глянула на часы, и ее накрыла волна паники. Никто из них не знал, на каком автобусе отсюда можно добраться до места. Но мама не позволила бы такой малости, как отсутствие попутки, сломать дочери будущее, и она бросилась наперерез первой проезжавшей по дороге машине, словно речь шла о внезапном бедствии в масштабе страны, но при этом быстренько убедилась, что на переднем пассажирском месте сидит женщина.
Супружеская пара в машине ехала в Читэм-хилл и, услышав их историю, согласилась подбросить Розу к началу улицы Динсгейт, а там уж она сама добежит. Мама пообещала ее догнать, как только Сильвио раздобудет новую шину. Она поцеловала ее и вложила ей в руку маленький крестик.
– Положи его в лифчик на удачу, – улыбнулась она. – Я буду молиться за тебя.
Когда они добрались до Динсгейта, было уже десять минут третьего, а идти до нужного дома оказалось неблизко. Улица была гораздо длиннее, чем она думала. От напряжения ноги ее стали свинцовыми, и она в слезах бросалась к прохожим, спрашивая дорогу, но никто не знал, где эта самая школа.
Ровно в половине третьего она наконец нашла нужную дверь и, перепрыгивая через две ступеньки, кинулась в раздевалку. Сдернула школьную форму, судорожно натянула трико и балетную юбочку, растрепав при этом аккуратный пучок на макушке, тесемки на пуантах в спешке завязала неправильно и, вся пунцовая от волнения, тихо прокралась в класс – запыхавшаяся, взбудораженная. Заняла место в конце станка и с ходу начала выполнять движения.
– Плие… батман тандю… – размеренно произносила названия движений дама из экзаменационной комиссии – она опиралась на высокую трость и медленно перемещалась по классу, внимательно оглядывая девочек.
Тут уже некогда было рыдать над тем, что все пошло не так, как было задумано. Роза постаралась собраться и унять дрожь. Вдруг с ее ноги соскочила балетка и стукнула по деревянному полу. Это окончательно раздавило ее, и она позабыла все, чему училась. Мамин счастливый крестик так и остался лежать в кармане пальто.
Пришедшее вскоре письмо с отказом не удивило ее. Ей так и не удалось прийти в себя у станка и работать спокойно. В конце концов, она же продала душу, лгала, лишь бы получить эту бесценную возможность – и вот оно, наказание за грехи…
– Мне очень жаль, – сказал Сильвио. – Я должен был проверить, есть ли у нас запасное колесо. Или должен был отправить тебя на автобусе.
– Не переживай, – огорченно сказала мама. – Может быть, в следующий раз получится.
Да, но следующего раза не будет! Она вырастет из того возраста, в котором набирают в Академию.
– Ну не переживай, ты же старалась! – одобрительно улыбнулась мисс Липтрот, ласково похлопав ее по плечу. – Шансов поступить было не так уж много, Роза.
– Просто не повезло, – шепнула ей Конни и протянула леденец, который менял цвет. – Им же хуже, что они выбрали не тебя.
– Бедненькая, – вздохнула Джой, со слезами заглядывая Розе в глаза. – Это несправедливо.
Да, это было очень несправедливо. Разве повернется у нее язык рассказать им, что она выступила просто кошмарно, хуже и не представить, и не показала вообще ничего из того, чему ее так хорошо научила мисс Липтрот? Если бы она успела вовремя, настроилась бы на нужный лад, то делала бы все совершенно иначе, а она не справилась с нервами. Да настоящие великие балерины никогда бы не позволили себе такого!
Может быть, она не годится для классического балета? И ноги коротковаты, и выворотность недостаточна. Пора сложить все это покаянно к ногам Девы Марии и помолиться.
– Я всех подвела, – рыдала Роза, – и прежде всего себя.
Утешение пришло с неожиданной стороны. Однажды она отправилась переночевать у донны Валентины, та жила в комнатке в задней части дома Анджело. Старая дама сидела перед туалетным столиком, тщательно выбирала из расчески иссиня-черные волосы и аккуратно наматывала их вокруг шиньона, приколотого к ее волосам. Роза же в это время пересказывала ей сокращенную версию горьких событий.
Донна взглянула на нее и улыбнулась, одной рукой потихоньку смещая шиньон ближе к шее.
– Старость не для слабых духом, малыш. Когда-то я едва могла охватить свою косу одной рукой. А теперь это жалкий крысиный хвостик. Не переживай. Есть масса способов разделать кролика. И, полагаю, масса способов заняться танцами. Я видела, как ты отбиваешь чечетку, как ты прекрасно двигаешься на сцене. Наверняка есть оперы и мюзиклы, в которые нужны хорошие танцоры и певцы. Когда-то у меня был голос, я была ангельски хороша, но ведь красота так быстротечна. А твой талант дарован тебе на всю жизнь. Он никогда не потускнеет. Он передается в нашей семье из поколения в поколение. Ты Сантини, ты прекрасна, и у нас есть гордость. Мы не сдаемся, когда хотим чего-то добиться. Иначе как бы мы с дедулей выстроили такой бизнес? И никогда не забывай, что твой папочка приглядывает за тобой с небес, – скоровогоркой бормотала она по-итальянски.
Роза с трудом вслушивалась, стараясь не пропустить ни слова. Дома они говорили только по-английски. Мама ни слова не произнесла по-итальянски после Большого Семейного Скандала.
– Ты теперь англичанка… Мы уже не можем разговаривать, словно крестьяне, – сказала ей мама, когда давным-давно они перебрались жить в дом Уинстэнли на Дивижн-стрит. И услышать родную речь Роза теперь могла только от донны.
Возможно, донна права, и ей в самом деле стоит попробовать себя в другом месте. Она же собиралась научиться рок-н-роллу и джайву и выступить на следующей благотворительной ярмарке! И скоро еще один конкурс… Вдруг это ее путь на сцену?
Роза, Морин, Селия и несколько девочек постарше, пытавшихся повторять за ними движения, отрабатывали на площадке танцевальные шаги в джайве, как вдруг появились сестра Жильберта и сестра Моника. А Роза, в прыжке раскрывшая ноги аж на шпагат и обхватившая потом этими ногами Бернадетт Дамфи, выставила на всеобщее обозрение коричневые коленки…
– Сантини, сейчас же опусти ноги и возвращайся в класс! Ты одержима дьяволом, а тебе не исполнилось и тринадцати! Придется вколотить в тебя хоть какой-то разум, а не то ты опозоришь доброе имя нашей школы.
Роза выдержала розги без единого звука. Что ж… ничего другого она и не заслужила своим проступком, ложью и обманом. Грех всегда наказывается, об этом им напоминали достаточно часто, так что она стерпит эту боль – например, ради голодающих детишек в Венгрии. При каждом ударе она моргала, но молча закусывала губу, глотая слезы. Никому не удастся выколотить из нее мечту. «Давайте, старайтесь, вам не задеть меня внутри, – думала она. – Я – Сантини».
И теперь она может с чистой совестью двигаться к своей мечте. И на этот раз не провалится.
Глава четвертая
Невилл
Великой мечтой Невилла была своя скиффл-группа
[6]
. В 1957 году кумиром всех молодежных кафе и клубов был Лонни Донеган
[7]
. Ребят для такой группы в клубе Грин-лейн собиралось как раз достаточно, а если уж Невилл что-то задумал, свернуть его с пути было нельзя. Молодежный клуб Конни в Зион-чейпел скучнел – все тот же столик для пинг-понга и раз в неделю интеллектуальные встречи с какой-нибудь знаменитостью. Лучших парней оттуда потихоньку выдавили: они курили, бранились и щеголяли в зауженных брюках-дудочках. Конни и Джой просто приходили поглазеть на очередную знаменитость, но те с каждой неделей мельчали, так что вскоре они перебазировались к Невиллу.
