Кошусь на Джима:
– Господи, на него не угодишь.
– У Маккартни чрезвычайно жесткие географические требования.
– А больше тебе ничего не требуется? – спрашиваю я. – Архипелаги, перешейки? Вулканы?
– Не. Мне бы только лохи да горы.
– Положись на нас, Дейв, – говорит Джим.
– Это правильно. Посмотрим, что можно для тебя сделать.
Маккартни доволен.
– Ладно уж. На досуге займитесь.
Теплым вечером собираемся вернуться в «Браконьерский бар», чтобы еще раз погонять шары, выпить и закусить. Но сперва – в коттедж, к нашим быстро растущим запасам великолепного виски. В результате я впадаю в приятно сумеречное, чуть смешливое состояние. Иду к старой телефонной будке, чтобы позвонить домой, но там не отвечают. Не вешаю трубку: меня завораживает негромкое «пи-пи» (пауза), «пи-пи» – такой рингтон сейчас можно услышать только в таксофоне. Через некоторое время мне слышится «и-ди» (пауза), «и-ди», и я смеюсь оттого, что меня послали. Это уже перебор. Повесил трубку, отдышался, вытер слезы – можно возобновить партию в бильярд. Которую я благополучно сливаю, потому что уверен, единственная причина – в том, что меня потрясывает от смеха: после стаканчика виски со мной всегда так.
В баре развлекаемся, как можем. Наша естественная среда обитания – по эту сторону барной стойки. Теперь, много лет спустя, наш опыт с баром «Клáхан» в Дорни кажется уродливым отклонением. Рулил этим заведением Джим, потом Дейв, которому помогала его подруга Дженни, при любой возможности наезжавшая из Абердина, и даже мы с Энн подписались неделю постоять за стойкой, чтобы Дейв и Дженни могли перевести дух. Бывало, дела шли в гору, но в целом наша затея окончилась полным крахом. В общей сложности мы вложили в дело более четверти миллиона фунтов, а продали за пятьдесят штук. Даже самый творческий бухгалтер не предотвратил бы этой финансовой катастрофы. Ну, ничего, по крайней мере мы не умерли и даже не расплевались.
Возвращаемся в коттедж, чтобы еще разок попробовать силы в забойной игре на девяти досках, выпиваем еще вина и виски, глупеем и садимся играть в скрэббл.
В какой-то момент Джим опять выдает загадочное слово: «Умисись». «Шашоля» нового времени.
– Умисись.
– Умисись?
– Как он сказал? «Умисись?»
– Да. Прямо-таки сказал. «Умисись». Верно? Ты ведь так сказал?
– Чего?
– «Умисись».
– Ну да, я.
– И?
– Что «и»?
– Как это понимать?
– Что понимать?
– Что это означает?
– А я знаю?
– Должен знать – ты же сам это сказал.
– Забыл.
– Напрягись, вспомни.
– Что вспомнить?
– Остряк.
Трагизм ситуации в том, что вскоре после полуночи мы с Дейвом понимаем, что хотел сказать Джим (хотя звучало это именно как «умисись»), восклицаем «Ага!» и радуемся своей догадливости. Вот, оказывается, что значило «умисись», ну конечно!
…Но к утру мы забываем это безвозвратно.
Лобовое столкновение: сотрясение воздуха
(Вот что я нашел в своем лэптопе. Не сомневаюсь, что это говорил я сам, но кому и о ком, с уверенностью не определить. Ладно, пусть бормочет само за себя.)
– Гений Робин – гений.
– Что-что?
– Гений Робин – гений.
– Гений Робин – гений?
– Да! Робин Гений – гений! А что? Какие проблемы?
– Робин Гений – гений?
– Ну да!
– Кто? Робин Уильямс?
– Напрасно ты так уверен. Может, он говорит про Робби Уильямса.
– Не смеши. Ты еще почище его.
– А что смешного?
– Ты про Робина Уильямса, да? Что он гений?
– А я что говорю? Робин Гений – гений.
– Опять он за свое.
– Опять ты за свое.
– Робин Уильямс – гений?
– Нет!
– Да!
– Что?
– А?
– Что значит «нет»?
– Что значит «да»?
– Это значит, я такого не говорил. То есть нет, он такого не говорил. Он так подумал, но вслух сказал не то. Первые два раза. Вот о чем я тебе толкую. А ты о чем?
– А я о том, что да, под конец он сказал правильно.
– Чего вы тут несете?
– Дурак, что ли? ( Презрительно.) Робин-Бобин.
– Который Робин?
– Ох, не начинай.
– О чем это он?
– Да о том же, что и мы. ( Постукивание по пустой бутылке.)
– Так я и знал.
– Не заводитесь. Сейчас открою новую и всем налью.
– Это мы заводимся?
– Т-с-с! Дайте ему сосредоточиться.
…Но в Голливуде он скурвился.
Хотел бы сообщить, что почти каждый вечер наши разговоры сводились к войне в Ираке (акт второй), о ее истоках, развитии, возможных результатах и косвенных следствиях, но в этот раз сообшать особо нечего. Война, как нам внушают, практически выиграна, нужно только подчистить кое-какую грязь, пока продолжаются поиски этого надежно спрятанного дьявольского оружия массового уничтожения.
Мы все трое так хорошо друг друга знаем, что ни один из нас, наверное, не сможет удивить других какой-нибудь фразой вроде: «Нет-нет, я обеими руками голосовал за эту войну». Обмениваемся краткими, жесткими суждениями, подтверждающими наше отношение к этому попирающему закон, бряцающему оружием негодяю, который в конечном счете командует нашими вооруженными силами; на Тони Блэра у нас даже не остается времени. Переключаемся на игру Дейва, где захваты и победы бескровны и, как в большинстве игр, нет гражданского населения.
Маккартни: в защиту безумия
Нам потребовался не один год, чтобы убедить Дейва, что он чокнутый. Для него даже проехать под грузовиком – в порядке вещей. Он до сих пор пытается нам втолковать, что проехать под сорокатонным грузовиком на компактном спортивном «Фиате» XI/9, чтобы не заморачиваться с обгоном – совершенно разумное действие. Я бы мог на этом заткнуться, но Маккартни сам не дает.
«Фиат» XI/9, прозванный в свое время «бэби феррари», был прекрасно сбалансированным, хотя и крайне маломощным автомобильчиком типа «Тарга» – хоть грузи его в багажник. Как-то ночью Дейв по глупости дал мне сесть за руль на неосвещенной Флит-стрит, где до сих пор печатают газеты; я получил полный кайф, когда гнал по узким улочкам, уворачиваясь от гигантских грузовиков, перевозивших печатную продукцию.
