Надо подчеркнуть, что подобные разговоры с писателями нежелательны. Как правило, голова у них и так уже забита кучей идей, воплотить которые в жизнь просто не хватает времени. А если писатель попытается втиснуть в переполненный долгий ящик еще и вашу задумку, из этого вряд ли выйдет что-нибудь путное хотя бы для одной из сторон.
Даже если ваша идея и впрямь уникальна, редкий писатель согласится указать вас в качестве соавтора. Скорее уж он убедит вас поделиться с ним замыслом, который затем попросту украдет. И если вы не заручились поддержкой множества свидетелей и/или не являетесь старшим партнером юридической фирмы, специализирующейся в области авторского права, этим все и ограничится. Если вы всерьез думаете, что писатель согласится заключить с вами контракт, имеющий обязательную юридическую силу, дотого, как ознакомится с вашим сюжетом, – что ж, флаг вам в руки.
Наш брат воровал идеи, наверное, еще до изобретения письменности, если в почетные ряды литераторов включить первобытных сказителей, которые зарабатывали себе на кусок мяса тем, что вечерами развлекали соплеменников сказками у костра вместо того, чтобы помогать им на охоте. Один из самых бессоветных аргументов, приводимых нами в свою защиту, заключается в том, что, дескать, если уж сам Шекспир тырил у других писателей идеи, мотивы и даже целые сюжеты и ему это сходило с рук, то что уж говорить о нас. (Нет смысла указывать, что с Шекспира другой спрос, потому что он гений: во-первых, с точки зрения морали это крайне сомнительное заявление, а во-вторых, все писатели тайно считают себя гениями, и поэтому такие доводы их не только не переубедят, а скорее наоборот.)
Тому, кто упорно твердит, что у него и правда есть замечательнейшая идея, но нет способности писать книги, скажу следующее: если учесть, какие книги мне доводилось читать (или, по крайней мере, открывать), то сочинять романы и заключать договоры с издтельствами вполне можно и без писательского таланта. Правда, сначала не мешает добиться известности на каком-нибудь другом поприще.
Другая, гораздо более распространенная тема для разговора с писателем: «Откуда вы берете идеи?»
Иногда мне становится интересно, что же люди хотят услышать, задавая этот вопрос, помимо самого очевидного «Я, знаете ли, принимаю сильные наркотики» или «Мне это рассказал один старичок из шотландской глубинки». Какого ответа ждет от тебя собеседник? А может, он просто не имеет ни малейшего понятия о творческом процессе?
К слову сказать, ответ-то до боли прост: писатели берут свои идеи оттуда же, откуда и все остальные люди. Когда писателю задают этот основной вопрос, вполне резонно посмотреть человеку прямо в глаза и сказать: «Оттуда же, откуда и вы». На что он обычно замечает, что у него нет никаких идей.
Но это неправда. Идеи есть у всех. Если вас хоть раз посещали сексуальные фантазии, не повторявшие в точности чужие, – это уже идея. Если вы хоть раз задумывались, как поступили бы с выигранными в лотерею деньгами, – это была идея. Если вы хоть раз прокручивали в голове полный текст речи, которую произнесете (когда банк сообщит, что выигрыш поступил на ваш счет) перед своим начальником и коллегами, чтобы поблагодарить их за прекрасные годы совместного труда, – это была идея. Если вы хоть раз, читая книгу или сидя в кино, подумали «А что, если случилось бы не так, а иначе », – это была идея. Если вам хоть раз, пока вы шли по улице, капая на парадную обувь ядовито-красным шашлычным соусом, задним числом вдруг пришло в голову, как полчаса назад в пабе вы могли срезать какого-нибудь обнаглевшего хама, – это была идея.
Некоторые из этих замыслов можно приберечь для поворотов сюжета, другие – для реплик, но это все идеи, они бывают у каждого. А если и правда существуют какие-то несчастные люди, погруженные во мрак невежества или страдающие от генетических дефектов, которым никогда-никогда, ну просто ни разу в жизнине приходили в голову подобные мысли, то они определенно составляют ничтожнейшее, находящееся на грани вымирания меньшинство рода человеческого, и лично мне ни разу не доводилось встречать никого из этих бедолаг.
Дело просто-напросто в том, что писатели занимаются подобным мыслепорождением гораздо чаще и более методично, чем их сограждане, которые даже не осознают, что их посещают идеи; к тому же – что, наверное, самое главное – мы делаем это целенаправленно. Обычно мы начинаем в достаточно юном возрасте, и со временем фонтанирование идеями входит у нас в привычку; мы постоянно охотимся за новыми замыслами, которые черпаем или из собственной жизни, или из жизни знакомых, или из жизни посторонних (нас могут вдохновлять даже сводки теленовостей), или из чужих произведений, будь то художественная или публицистическая литература.
Итак, откуда я беру идеи? Вот пример.
В 1978 году я поехал отдыхать в Штаты. В Вашингтоне у меня жил дядя, а в Лос-Анджелесе – тетя, и, чтобы навестить их обоих, я решил отправиться в своеобразный автотур: заимствуешь у кого-нибудь машину и едешь от одного побережья к другому, в то время как владелец автомобиля летит на самолете. Когда я пересекал Техас по трассе I-40, мне попался участок шоссе с выжженной разграничительной полосой.
На многих федеральных магистралях США полосы движения разделены не специальным ограждением, а V-образным клином земли примерно ста футов в ширину. Если на шоссе происходит что-то неладное, скажем, громадный американский грузовик выезжает на встречную полосу, он не летит прямо в гущу машин, проламывая защитный барьер, и его не отшвыривает назад – вместо этого грузовик спокойно сползает вниз к середине слегка наклоненного разграничительного участка. Очень хорошая находка, если на эти участки выделены бескрайние техасские просторы.
Я ехал на скорости пятьдесят пять миль в час, тогда вполне законной, которую мне каким-то чудом удавалось выжимать из своего автомобиля, несмотря на то что он явно был самым медлительным на всем шоссе, – по восемь часов в течение пяти дней, в основном по совершенно плоской равнине, и это ввело меня в состояние транса, которому позавидовали бы дзэн-буддисты. Я старался не заснуть: постоянно переключал каналы радио, пытался определить марку проезжавших мимо машин и грузовиков и просто глазел по сторонам в поисках хоть чего-нибудь интересного. Примерно час разделительная полоса слева от меня проносилась мимо расплывчатым, ничем не примечательным пятном, таким же зеленым, как холмы по обе стороны трассы. А потом, совершенно внезапно, она стала черной. Обугленной.
Посмотрев в зеркало заднего вида, я заметил, что черный участок отделен от зеленого ломаной линией. Что, кстати, казалось странноватым, потому что невысокие холмы вокруг трассы по-прежнему ярко зеленели на фоне голубого неба и ветер играл с буйно разросшейся травой.
Может, кто-то выбросил из окна машины горящий окурок, и от порыва ветра пламя распространилось по разделительной полосе (но в то же время не перекинулось через проезжую часть на траву, растущую вдоль обочины). Я вдруг подумал, что это наверняка было удивительное зрелище: стена огня пожирает разделительную полосу, а холмы по обе стороны трассы остаются нетронутыми. Ночью, да еще и на расстоянии это должно было смотреться еще более удивительно.
