– Что это? – Натка повертела в руках газетную вырезку.
– Написано же: «Требуется переводчик с арабского». Я подумала, тебе будет интересно.
– А где ты взяла?
– Так этот гад и бросил мне вслед. Сказал, что регулярно чистит улицы и прессу от подобного мусора, но, поскольку теперь его стараниями меня обязательно отчислят и матери придется изрядно попотеть, чтобы пристроить меня в платное учебное заведение, – Ниночка усмехнулась, – он протягивает нам руку помощи.
– Интересно, – Натка отложила бумажку.
– Мам, там график свободный и зарплата хорошая. И даже дома можно работать. По-моему, тебе подойдет.
– Возможно.
– М-а-ам? Ты ведь позвонишь, правда?
– Не знаю, Нина, не знаю. Зачем?
– Во-первых, затем, что тебе делать нечего, – безапелляционно заявила Ниночка. – А во-вторых, должна же ты еще раз убедиться в том, что арабы – хорошие люди.
Натка, сначала покоробленная прямотой дочери, теперь заулыбалась. Действительно, почему бы не позвонить? Ребенок пострадал за идею. И если она – Натка – хоть что-то выиграет от этого страдания, то оно, по крайней мере, окажется не напрасным. Времени у нее вагон и маленькая тележка. Почему бы не заполнить его именно тем, что она любит и умеет делать?
– Ладно, я позвоню. Только это все равно бесполезно.
– Почему? Ты же великолепно знаешь арабский!
– Солнышко, но на какой язык надо переводить? На испанский ведь.
– Черт! – Нина сникла (плечи повисли, глаза потухли). – Ладно, пойду посмотрю, что там папа делает.
– Спит, наверное, еще. Будешь ему рассказывать?
– Надо. А что? Ты считаешь, не надо?
– Надо, конечно. Только я не уверена, что сейчас подходящее время…
– Почему?
– Да нет, это я так. Ты иди. Попробуй.
Нина ушла. Натка заварила себе чай и села к столу, взяла в руки объявление и перечитала его несколько раз. Оно было написано по-испански. Действительно предлагался свободный график, надомная работа и неплохая зарплата. В голове мелькнула шальная мысль: «А если это письменные переводы? В конце концов, мой испанский прогрессирует. Я могла бы как-нибудь справиться. Во всяком случае, попробовать. Позвоню обязательно». Натка сделала несколько обжигающих глотков и почувствовала, как по всему телу разлилось приятное тепло, как бывает только тогда, когда человек ощущает себя счастливым, спокойным и защищенным со всех сторон от любых превратностей судьбы.
«Ну надо же, – с удивлением думала она, – у меня ребенка отчислили из колледжа, муж не ночевал дома и напился, сама я вроде как собиралась разводиться, а размышляю между тем о том, как перевести арабские тексты на испанский язык. Надо признать, что эти размышления нравятся мне гораздо больше, чем думы о своей несчастной судьбе. Нечего сказать, засиделась ты, мать, без дела. Забила себе голову всякой ерундой: и муж не такой, и дочь не такая, и страна плохая, и язык ужасный. Стыдно. Сорок лет тетке, а она себе применения найти не может. Скулит и скулит. Даже дочь сообразила, что мать от скуки на всех и вся волком смотрит. Паола ведь намекала на то, что надо в себе разобраться. Но нет. Зачем? Я ведь хорошая. А все вокруг плохие и жестокие, и им меня нисколечко не жаль. В общем, эгоистка ты, Натка, каких мало. Иди давай, работай и выкинь всякую чушь из головы».
Натка подлила себе чая, достала клубничное варенье и стала есть прямо из банки, испытывая то удовольствие, которое обычно испытывает ребенок, совершая что-нибудь запретное тайком от взрослых. «Не возвращается, – подумала Натка о дочери, – значит, беседуют».
Разговор в кабинете Андрея и правда был в самом разгаре.
– Это пустая затея! – горячилась Ниночка. – Как она станет переводить на испанский?
– Была бы пустой, никто бы мне эту бумажку не дал.
– А кто тебе ее подсунул?
– Неважно. Главное, чтобы мама позвонила. Она обещала.
– Вот и хорошо. Значит, все получится. Не волнуйся.
Ниночка надула губки и присела на диван, на котором все еще лежал отец.
– Мне пришлось врать, – с укором произнесла она.
– Понимаю, – тут же развеселился Андрей. – Это идет вразрез с твоими моральными принципами? Сбавь обороты!
– Ну, не в полный, конечно, но все-таки…
– Что ты хочешь?
– Краски, ткани, и кульман мне тоже нужен. Буду делать коллекцию.
Андрей смотрел на дочь с умилением и гордостью. И как это они с Наткой проглядели момент, когда сникерсы, деньги и помада превратились в холсты и краски? Интересно, Натка заметила, что Ниночка из принцессы превратилась во взрослую и довольно разумную барышню? Еще и принципиальную к тому же: не побоялась, не стала отмалчиваться. А значит, моральные принципы для нее важнее теплого, насиженного места. Возможно, это пока за спиной родители и нет необходимости думать ни о чьем благополучии, кроме как о своем собственном. Хотя и о нем Нина не сильно беспокоилась, раз вступила в открытую конфронтацию с преподавателем.
– А если бы не подвернулась история с моим отчислением, как бы ты вручил маме объявление? – дочь прервала размышления Андрея.
– Не знаю, – честно ответил он. – Что-нибудь придумал бы. Но ты мне очень помогла. И главное, так все складно вышло.
– Врать нехорошо.
– Не переживай. Это тоже за идею.
– За какую?
– Да за такую же. Вот ты борешься за всеобщее равенство народов, а мама за равенство полов внутри нашей отдельной семьи.
– Она? Разве?
– Конечно. Просто она сама этого не понимает.
– А ты? Тоже борешься?
Андрей улыбнулся, потом отрицательно мотнул головой:
– Нет. Я только маме помогаю немножко в ее борьбе.
– И она, конечно, ни о чем не догадывается? – прищурилась дочь.
– Определенно нет! – хохотнул отец.
– И как же ты ей помогаешь? Визитка и все такое?
Андрей щелкнул дочь по носу:
– Много будешь знать… Пойдем лучше на кухню. От тебя вкусно пахнет соусом, я тоже хочу.
– Пойдем. Может, и тебе погреют, если объявишь, что в колледже меня восстановят.
– Нинуш, я же тебе сразу сказал. Как только ты мне позвонила вчера. В понедельник поговорю с деканом, мы с ним пару недель назад чудесно пообщались в одной компании. Уверен, он мне не откажет. Вот если бы ты плохо училась или прогуливала, ни за что просить бы не стал, а за правое дело не грех и побороться.
– Спасибо, – Нина повисла на шее у уже вставшего с дивана отца. Он не удержал равновесия и рухнул на пол со всей высоты своего роста.
На кухне Натка вздрогнула от раздавшегося грохота, пролила на себя чай, вскрикнула, вскочила, больно стукнулась плечом о стену и оцарапалась, но, даже не взглянув на ссадину, рванулась в кабинет Андрея. Глазам ее открылась следующая картина: папа и дочка валялись на полу и хохотали, как малые дети.
