Девочка посмотрела на отца и разревелась.
– Ты-то что? Что? – спрашивала мама, раздевая Катю.
– А у-у-у Таньки-ки, – провыла она, показывая на папу, – во-о-от тако-о-го у-уже никогда не-е-е бу-будет.
Мама взглянула на папу и хихикнула:
– Не велика потеря.
– Я серьезно! – Катя вырвалась из материнских рук. – Танька рыдает – папка ушел, а вы ржете!
– Катюша! – Мама, ошарашенная грубостью дочери, не знала, что и добавить.
Первым нашелся папа:
– Мы не ржем, а смеемся. – И, предостерегая очередной Катькин выпад, он приподнял руку с газетой. – Возможно, поступаем и неправильно, но боюсь, что, даже рыдая вместе с Таней, мы вряд ли сумеем ей помочь. В конце концов, это их семейное дело.
Как оказалось, он был не совсем прав. Конечно, родители все обсудили, и Катькина мама вызвонила Танькину, и та примчалась уже через полчаса, как заметил потом папа: «В растрепанных чувствах». А Катька увидела, что растрепанными у тети Томы были еще и волосы, и брюки, и даже обувь: шнурки на ботинках оказались развязаны.
Конечно, засели на кухне пить кофе. Папу пустили, а Катьку, естественно, выгнали. Тут же затрезвонил телефон:
– У вас? – проблеял в трубке тоненький Танькин голосочек.
– Ага. Делится.
– Чего говорит-то?
– Не знаю. Меня выперли.
– Ну ты уж как-нибудь, – попросила Танька, и Катька пообещала:
– Ладно.
Отправилась на кухню попросить воды. Мама протянула чашку и почти силком выставила дочку за дверь:
– Иди-иди.
Катька и не думала задерживаться. В комнате быстро вылила воду в кактус и прислонила чашку к стене: слышимость была отличная.
– Сволочь! – ругалась Танькина мама. – Какая сволочь! Такой же, как все.
Родители молчали, но Катька почти наверняка знала, что папа поморщился (он терпеть не может обобщений), а мама, успокаивая, погладила его по руке.
– Том, ты давай толком рассказывай, раз пришла. Пореветь успеем еще. – Это мама. У нее всегда так: сначала дело, а потом уже все остальное. Папа часто упрекает ее в излишнем рационализме, но мама отмахивается, говорит: «Да вы без меня погрязли бы в хаосе». Папа улыбается, обнимает маму, чмокает в нос и говорит: «Это точно». И мама смеется. И Катька тоже смеется. Подскакивает к родителям, виснет на обоих. И мир кажется таким ясным, таким добрым, таким целым. А Танькин теперь развалился на кусочки. Катька шмыгнула носом и чуть не уронила чашку. Тут же взяла себя в руки и снова навострила уши. Конечно, начало упущено, но все же…
– …и взгляд, этот взгляд. Раньше по-другому смотрел, – говорила тетя Тома.
– Ну как? Как по-другому?
– Не знаю. Вот так, как Витя на тебя смотрит.
– Да ну! Скажешь тоже. – Катька знала: мама махнула рукой и покраснела. Не от смущения, конечно, от приятства. Тетя Тома все верно сказала. Папа на маму с восхищением смотрит. И не только смотрит, но и говорит: «Глянь, Катька, какая у нас мама красавица!» А мама и правда очень красивая: высокая, статная, волосы по плечам, глаза горят. Сколько раз, бывало, к ней мужчины при Катьке подходили знакомиться. Только мама всем от ворот поворот дает: у нее папа есть. А у тети Томы теперь нет. А вдруг к ней вот так не подходит никто? Что тогда делать? Тогда, как говорит мама, «без внимания женщина может усохнуть». Катька мысленно представила себе высохшую, ставшую похожей на воблу тетю Тому и едва избежала катастрофы. Чашка, к счастью, упала ей на колени и не разбилась. Девочка тут же вернулась к своему занятию.
– …и главное, стоит на своем: «Нет, мол, никого». Я ему помаду сую: «А это тогда чье?» А он орать: «Я откуда знаю?! Твое, наверное. Я губы не мажу».
– Том, – конечно, мама сейчас накрыла рукой ладонь гостьи, – а может, действительно твоя помада?
– Наташ, ну я же не идиотка. Да и бог с ней, с помадой. Из-за вранья обидно. Ведь спрашивают тебя как человека. К стенке уже приперли, а ты молчишь, скотина!
В Катькино ухо ударил зычный папин кашель. Но тете Томе он был не помеха.
– Я ему все по полочкам разложила. На работе задерживаешься? Задерживаешься. В командировки зачастил? Зачастил. По телефону звонят, молчат? Да через день. Духами чужими пахнешь? Пахнешь.
– А он?
– Работы много. В командировки посылают. Духами пахну – в метро езжу. Оттуда каких только запахов не принесешь. А за телефон, – говорит, – уж извини, я отвечать не могу. Мало ли, кто там развлекается. Может, у Таньки кавалер завелся.
Катька захихикала возле своей чашки. Танька страшненькая: носик остренький, глазки маленькие, волосенки жиденькие, на тощих ножках вытертые джинсы и грязные кеды – какой там кавалер?
– Или, – говорит, – тебе самой поклонник названивает, а ты тут специально истерики закатываешь, чтобы я ничего не заподозрил.
– А это не так? – неожиданно вступил в разговор папа.
– Чего «не так»? – не поняла тетя Тома.
Катька тоже не поняла, но папа быстро пояснил:
– Нет поклонника?
– Витя! – одернула папу мама.
– Ну а что? Мало ли? Я же не знаю, – начал папа оправдываться.
– Вот говорю ведь, – прошипела тетя Тома, – все они…
– Не обращай внимания, – попросила мама, – продолжай.
– А что тут продолжать? Все признаки, как говорится, налицо.
– Ну, из-за признаков еще, – начал папа, и мама закончила:
– Никто не разводился.
– А я доказательства нашла.
– Кто ищет, тот всегда найдет, – заметил папа. И Катьке подумалось, что во фразе этой было больше упрека, чем сочувствия.
– Как открыла его телефон, так и получила полный пакет доказательств, – торжественно объявила тетя Тома и замолчала, ожидая реакции. Конечно, мама бросилась утешать, говорила: «Да мало ли что там написано. Это просто флирт, ничего больше». И все время искала папиной поддержки, спрашивала: «Правда, Вить, ведь может быть такое?» Он, конечно, поддерживал. Не очень уверенно, но все же отвечал: «Определенно».
Снова зазвонил телефон и спросил, вернее, потребовал Танькиным голосом:
– Ну?
– Плохо дело, – прошептала Катька.
– Чего там?
– В телефон к нему слазила.
– И?
– Чего-то нашла.
– Ну а что? Что?
– Ну а я-то откуда знаю? Ты трезвонишь постоянно – дослушать не даешь.
– Ага. – Трубка озадаченно помолчала и наконец смилостивилась: – Слушай. Только внимательно. – Танька отключилась, и Катя вернулась к своему занятию.
Время было упущено. От сути конфликта взрослые перешли к планам.
