– Я пойду в гостиницу.
– Зачем?
«Если отпустить ее, она не вернется».
– Хочу выспаться перед боем. – Лола встает с кровати.
«Если останусь, не смогу уйти никогда».
– Необязательно это делать.
Лола вздрагивает:
– Что?
– Соперничать.
– Боишься? – Мелькнувшая на ее лице ухмылка больно царапает Мигеля.
– Зачем ты так?
– Я по-другому не умею. – Лола в темноте нащупывает туфли и собирается выскользнуть из квартиры.
– Умеешь. – Он настигает ее у двери, удерживает за руку, ласкает взглядом.
«Не откажусь от боя – потеряю его. Откажусь – потеряю себя».
– Не умею.
Мягко высвободившись, она выскальзывает в открытую дверь, стучит по ступенькам каблуками, быстрым шагом перебирается на правый берег реки, останавливается возле стены, у которой несколько часов назад позволила мужчине прикоснуться к себе. Лола сводит лопатки, пытаясь снова почувствовать боль от оставленных каменной глыбой следов, зная, что ныть и страдать теперь будет у нее тот не имеющий постоянного места загадочный орган, который принято называть душой.
– С душой надо двигаться, Алехандро! – говорит Мигель понурому мальчишке лет одиннадцати, стоящему возле него на манеже. – Ты выполняешь пасес, словно солдат королевской службы. Уверен, в твоей голове кто-то железным тоном командует: «Ать, два, левой, ать, два, правой». А здесь совсем другой счет. Как в вальсе: «Раз-два-три, раз-два-три». – Мигель забирает у ученика мулету и неторопливо кружится по арене, не замечая вошедшую в зал Лолу. – Попробуй.
Мальчишка осторожно повторяет движения учителя, а девушка наблюдает и видит, что Мигель подобрал правильные слова: нелепые, угловатые скачки шаг за шагом облагораживаются неуловимой магией танца. «Я бы никогда не додумалась так объяснить. У него бесспорный талант».
– Молодец, – неожиданно продолжает она свои мысли.
– Что ты здесь делаешь?
«Неужели пришла ко мне? Передумала? Пожалуйста, передумай!»
«Услышала твой голос и не смогла удержаться, чтобы не заглянуть».
– Кажется, я забыла здесь шляпу после утренней тренировки.
– Я не видел.
«Не было на тебе никакой шляпы, когда ты пришла. Я смотрел на тебя все утро с верхней трибуны, а ты не заметила».
– Ладно. Я пойду. Не буду мешать.
«И зачем я только зашла? Ясно ведь, что, раз я выиграла бой, опозорила его перед поклонниками, не на что надеяться. Он больше не попросит меня остаться».
«Мне все равно, что ты победила. Ничего не изменилось. Я так же, как вчера, готов попросить тебя остаться, но я не нужен тебе».
– Как хочешь.
– У тебя здорово получается.
– Что?
– Преподавать.
– Да. Лучше, чем драться. Когда меня окончательно вытурят с арены, смогу уроками зарабатывать на хлеб.
«Черт! Зачем я это сказала?»
«Черт! Зачем я это сказал?»
– А я умею работать только на арене.
«Хотя уверена, теперь ради тебя я смогла бы остановиться. Но уже поздно».
– И куда ты теперь?
«Остановись, Лолита! Еще не поздно!»
– В Памплону.
– Праздновать Сан-Фермин?
«Давай, веселись! У тебя есть поводы для радости: толпы поклонников и еще одно разбитое сердце в копилке».
«Разбил мне сердце – и считаешь, я могу радоваться?»
– Да.
5
– Нет. Он совершенно другой. – Соня босая стоит на песке, следя за розовым с сизыми кольцами разбитых облаков закатом.
– Такой же, Сонюшка!
– Да нет же. Одно название, послушай, какое: «Атлантический». Звучное, таинственное. Знаешь, что я чувствую? – Соня в волнении накручивает на палец кончики прямых черных волос. – Здесь пахнет затерянной Атлантидой. А в Лос-Анджелесе что? Просто Тихий.
– Океан, моя милая, Мировой.
– Все равно. – Соня зачарованно следит за падающим в воду солнцем. – Знаешь, о чем могут рассказать эти волны? О тайне Бермудского треугольника. А о чем нам поведает молчаливый Пасифик?
– О Марианской впадине.
– Глубокий бездонный желоб. Ничего интересного.
– Слушай, милая, Тихий океан виноват перед тобой только тем, что на его берегу поселилась твоя мать. Я прав?
– Допустим.
– Ты реабилитируешь его, если вспомнишь, что воздух, который он приносит, вылечил Мику?
– Ладно. Но все равно мне здесь нравится гораздо больше. Такой красивый город. Самый лучший на свете!
– Лучше Парижа?
– Намного!
– Ты меня поражаешь. Чем же?
Соня пишет большим пальцем ноги несколько слов арабской вязью.
– Какое красивее?
– Это, – механически указывает Антон на то, что длиннее.
– Вот видишь. Значит, хотя бы названием.
– Ты написала названия?
– Ага.
– Это нечестно, Сонюшка. Парижу не хватает семи букв.
– Адвокат! – надувается она. – Поборник справедливости! Могу я просто влюбиться в Сан-Себастьян без объяснений?
– Можешь, – смеется Антон.
– Вот и отлично. Слушай, – Соня просительно заглядывает мужу в глаза, – а давай больше никуда не поедем, а? Проведем остаток отпуска здесь.
– Не выйдет.
– Тош, ну пожалуйста!
– Надо ехать.
– А я не хочу! Я уверена: ни Памплона, ни Барселона не дотянут своим великолепием до Сан-Себастьяна.
– Естественно, Сонюшка. В Памплоне восемь букв, в Барселоне девять. Разве могут они тягаться с двенадцатью?
– Я серьезно!
– Я тоже, солнышко! Нам обязательно надо двигаться дальше.
– Ладно, давай пропустим хотя бы Памплону.
– Как раз Памплону мы пропускать не должны.
– Почему?
– Сейчас могу сказать только одно: послезавтра самым прекрасным для тебя станет именно этот город.
– Почему?
– Всему свое время.
– Скажи! – требует Соня.
– Ни за что!
– Намекни хотя бы!
– Там проходит одно интересное событие…
– Сан-Фермин? Извини, но святой Себастьян меня по-прежнему привлекает гораздо больше.
– Симпозиум по абдоминальной хирургии.
