– Наверное, нет.
С литературными персонажами Соня себя не сравнивала, тем более с такими. Школьная программа, вихрем проносящая подростков по классике, оставляет воспоминания о «живодере» Герасиме, «недалекой» Наташе Ростовой, «проходимце» Печорине и «проститутке» Сонечке Мармеладовой. Историк Зырянская, конечно, понимает, что все они – герои своего времени, но размышлять о писательском замысле и истинном характере произведений у нее нет ни сил, ни времени, ни желания.
– Ви дру-га-я.
– Надеюсь. К тому же, насколько я помню, героиня Достоевского была блондинкой с голубыми глазами, чего обо мне никак не скажешь.
Несколько продвинутых учеников благосклонно смеются. Остальные фальшиво улыбаются и смотрят на товарищей пустыми глазами.
– Ладно, оставим это. У нас не урок русской литературы, в которой я, признаться, не слишком сильна, – говорит Соня на немецком, – давайте перейдем к следующему диалогу.
– Мармеладова – покорная, идущая на поводу у судьбы, – упрямо продолжает искать отличия австриец уже на родном языке.
– А я нет?
– Думаю, нет. Вы приехали в чужую страну, работаете, идете к намеченной цели. Разве обстоятельства могут заставить вас свернуть?
«Еще как!»
– Я не знаю.
– Героиня Достоевского не ищет выхода, идет по самому легкому пути.
– Мне не кажется, что выбранный ею путь был таким уж легким. Напротив, – все же вступает Соня в полемику, внезапно ощутив необходимость защитить до того не очень приятный ей персонаж. Или, может быть, ей хочется оправдать себя? – Мармеладова – добрая, искренняя, честная, чистая, если хотите. Именно она, а не прозорливый следователь заставляет Раскольникова признаться и раскаяться. А что касается рода занятий, так иного способа избежать голодной смерти у нее действительно не было.
– Она просто не задумывалась о других возможностях.
– Вы считаете, они существуют всегда?
– Абсолютно.
Соня с грустью смотрит на самоуверенного максималиста. Как знать, найдет ли он вариант для ее истории?
– Представьте себе, что необходимо собрать деньги на лечение больного ребенка. Вы знаете, как это сделать незаконным путем, а альтернативы придумать не можете. Недвижимостью вы не располагаете.
– Что если продать московскую квартиру, мама? Я бы хотела избавиться от своей доли.
– Ты с ума сошла, Соня! А что, если завтра я захочу вернуться на Родину? Об этом не может быть и речи. Я никогда не соглашусь!
– Работать, чтобы собрать необходимую сумму, вам придется очень много лет, стоять на паперти – и того дольше. Кредит вам не дают.
– Извините, мадам. К сожалению, банк не считает вас надежным клиентом.
– Но я все отдам.
– Я нисколько не сомневаюсь в вашей платежеспособности, но банку нужны гарантии.
– У меня же есть доля в московской квартире!
– В квартире прописан несовершеннолетний ребенок, и даже в случае вашей несостоятельности жилье останется за вами. Наших юристов такая собственность не устраивает.
– У меня прекрасные поручители!
– Профессор университета, чей месячный оклад не составляет и сотой части от суммы, которую вы просите, и богатый американец, чьи адвокаты не дадут отщипнуть ни крупицы от его состояния. Кстати, почему бы вам просто не занять у него денег?
– В долг вы взять не можете.
– Мама, я хотела бы попросить у Стива некоторую сумму.
– Какую?
– Тысяч пятьдесят.
– Пятьдесят чего?
– Долларов.
Молчание.
– Мама?
– Зачем тебе?
– Это не мне. Я должна их отдать. Вместо Антона.
– Я всегда знала, что твое замужество ничего, кроме неприятностей, нам не принесет.
– Мама, деньги надо отдать. Они нужны для Анечки.
– Ты печешься о его девочке? Забудь о ней! Нет Антона – нет проблемы.
– Все как раз наоборот. Нет Антона – есть проблема.
– А как ты собираешься возвращать этот долг? Нет, я не желаю из-за твоих приступов добродетели испортить отношения со Стивом. Анечка обойдется.
– Так что же делать? – пытает Соня студента.
– Например, организовать специальный фонд и собирать деньги в помощь ребенку. Делать почтовые рассылки, давать объявления на сайтах. Мир не без добрых людей.
Да, это точно. На открытом Соней банковском счету – уже двести евро, присланных сердобольной одноклассницей. Люди не спешат расставаться с заработанным, если гарантом их целевого использования не служит какое-либо медийное лицо. А историк Софья Панова? Да кто она такая?
– Это слишком сложно.
– Конечно! Преступить закон куда легче!
«Точно. Переписывать страницу за страницей из-за того, что в одном месте не довела до конца хвостик над «ля», в другом проткнула бумагу, а в третьем поставила кляксу; мило улыбаться аптекарю и снисходительно кивать, когда, не дожидаясь рецепта, тебе протягивают тюбики мазей, снимающих отеки ног и боли в измученной постоянной работой спине; тратить последние гроши на жесткие щетки, чтобы оттереть намозоленные пальцы от чернил, въевшихся в кожу; безуспешно пытаться избавиться от приступов тошноты и омерзения к себе – что может быть проще?»
– Вы говорите, что прочитали «Преступление и наказание», и утверждаете, что совершить злодеяние легко? А как же муки совести?
– Какие муки совести у плохих людей?
– Вы считаете, что хороший человек не может нарушить закон?
– Не может. Или, во всяком случае, не должен.
– А как же Робин Гуд?
– Прославленный йомен из Локсли? Миф английских баллад?
– Почему же миф? Если чье-то существование не доказано, это не значит, что нельзя верить в его существование.
– Допустим. И верующие наградили его прекрасным метким титулом «Принц воров».
«Наконец-то имя мне найдено, – неожиданно вспоминает Соня классика. – Продам партитуру и превращусь в королеву мошенников. Вот только царствовать в Ноттингемских лесах мне не придется. Мои варианты – бескрайние воды Лос-Анджелеса или каменные джунгли Москвы, а заповедник мне грозит, скорее всего, сибирский. Это в том случае, если депортируют. А могут ведь и оставить у себя на довольствии или, чем черт не шутит, мамочка вновь вспомнит о блудной дочери и попросит своего ненаглядного похлопотать о моем переводе в Алькатрас».
