– Но я не собиралась делать из него спортсмена.
– В таких случаях, голубушка, за нас, как говорится, решает судьба.
Судьба судьбой, но принимать решение о будущем ребенка предстояло именно Лизе. Она недолго взвешивала «за» и «против». В ее представлении спорт ассоциировался не с победами и регалиями, а прежде всего с адским трудом и потерей здоровья. Ей, так много сделавшей ради младшего ребенка, совершенно не хотелось рисковать здоровьем старшего. Кроме того, Лиза как педагог не могла не верить в то, что основной капитал человека – это мозги, а все остальные способности – лишь неожиданное приложение к уму, который надо развивать и подпитывать. Профессиональный спорт мешает учебе – с этим не поспоришь. Редко кому удается совмещать успехи на стадионе с успеваемостью. И что потом? Институт физкультуры? А если вырастет из Темы теннисист хороший, но не блестящий? А если никогда не станет он ни первым, ни вторым и даже третьим, но делать ничего уже больше не сможет? И что тогда? Как он будет жить? На что существовать? Чем кормить семью?
Это женщина может наплевать на амбиции, забыть о честолюбии, примерить фартук домохозяйки и чувствовать себя в нем королевой. Взять к примеру ее, Лизу, – она уже и думать забыла о желании преподавать и чувствует себя совершенно реализовавшейся в роли матери: и читать детей научила, и писать, и английский они потихоньку осваивают. А мужчина разве сможет довольствоваться таким положением вещей? Разве сможет остановиться в середине пути? Нет, он всегда будет стремиться к вершине, а сорвавшись, никогда не почувствует себя счастливым и удовлетворенным. Хочет Лиза такого будущего для сына? Однозначно, нет. Для нее решение было практически очевидным, но, как ни странно, Алексей, обычно не пытавшийся вмешаться в жизнь детей и считающий эту область полностью Лизиной епархией, неожиданно воспротивился:
– Надо попробовать, забрать всегда успеем.
– Но образование…
– Образование не убежит. Я достаточно зарабатываю для того, чтобы дать ему хорошее образование, даже в том случае, если он будет паршиво учиться в школе. А успешные спортсмены, между прочим, в любом западном университете нарасхват.
Такой аргумент показался Лизе достаточно убедительным и, скрепя сердце, она согласилась оставить Тему в Москве. Оставалось решить единственный, но очень важный вопрос: кто станет присматривать за мальчиком. Кандидатура отца, естественно, даже не рассматривалась, бабушки по-прежнему не принимались во внимание: Лизина мама уже воспитывала в Ярославле крохотных близнецов, которых только-только родила ее младшая восемнадцатилетняя дочь, а свекровь объявила, что на нее можно рассчитывать два будних дня в неделю. Что будет происходить с мальчиком в остальные три, ее не касалось.
– Наймем для Веруни няню, – предложил Леша. – Всего на три дня, не так уж и страшно.
– И для здорового-то ребенка страшно, а для больного – вдвойне.
– Тогда для Леши. Подумаешь, отвезти на тренировку и забрать домой, не так уж и сложно.
Но Лизе перспектива доверить своего ребенка няне по-прежнему казалась делом практически невыполнимым. Это обязана быть не просто какая-то няня, а специалист, отвечающий многим и многим требованиям, сложившимся в Лизиной голове в длинный список. Кроме наличия доброты, чистоплотности, аккуратности и прочих положительных качеств нормального человека, будущей няне Артема вменялось в обязанности иметь медицинское и педагогическое образование, владеть английским и, конечно же, говорить грамотно, без всяких там «зво́нит» или «ихний». В общем, обладать тем набором достоинств, как и сама Лиза, а в чем-то даже и превосходить его. И только тогда она будет хотя бы относительно спокойна за жизнь своего мальчика. Женщина бросилась обзванивать подруг, знакомых и кадровые агентства. Но ни один из вариантов не устраивал беспокойную мать: одна женщина была слишком мягкой, другая, напротив, казалась сухарем, третья производила впечатление курицы-наседки, а не разумного опекуна. И именно тогда, когда Лизе отчаянно захотелось все бросить: и поиски, и Москву, и «этот проклятый теннис», – подходящий человек наконец нашелся.
Это оказалась женщина спокойная, миловидная, немного стеснительная, но не трусиха, способная привить ребенку четкие понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. Звали ее Марией, была она на шесть лет старше Лизы, разведена, имела дочь десяти лет. Когда-то окончила медицинский колледж, но образование решила продолжать педагогическое, получив специальность преподавателя химии на английском. По специальности, правда, ни дня не проработала, успев к концу пятого курса родить малыша.
– У вас еще старший ребенок есть?
– Был. Погиб два года назад. В школе, представляете, пихнул одноклассник случайно, а сынок споткнулся – и виском о батарею. И никто, главное, не виноват. Вот как бывает.
Лизино доброе сердце мгновенно переполнилось сочувствием к несчастной женщине и решимостью взять ее в семью. Уж если она потеряла собственного ребенка по чьей-то глупой неосторожности, то уж ее – Лизиного – станет беречь как зеницу ока. Кроме того, Лиза все время смотрела на девочку, которую женщина привела с собой на собеседование. Ребенок выглядел здоровым и ухоженным, был явно хорошо воспитан (не дергал мать, не перебивал и не перетягивал всеобщее внимание к своей персоне). Когда же к ней обращались, девочка отвечала охотно, без малейшего кокетства и с достоинством. Лиза выяснила, что она играет на фортепиано, хорошо рисует (ей показали папку с очень неплохими работами) и прекрасно для своего возраста владеет английским.
– Жаль только, все это придется бросить, – посетовала Мария, после того как Лиза восхитилась успехами девочки.
– Почему?
– Так ведь если я работать начну, некому будет дочкой заниматься. Из школы она сама добежит, недалеко, а потом уж придется дома сидеть, чтобы я не волновалась.
Лиза решила, что в данном случае вопрос не окажется бестактным:
– А почему вы решили выйти на работу?
– Не я решила, – усмехнулась Мария. – Судьба. – Она помолчала немного и продолжила говорить слегка отрешенно, без какой-либо горечи в голосе, будто то, о чем она рассказывает, давно уже пережито и забыто. – После смерти сына что-то надломилось в отношениях с мужем. Переживали оба, конечно, страдали. Но, знаете, вместо того чтобы как-то сплотиться, поддерживать друг друга, отдалились. У меня вот, – она кивнула на дочь, – какая-никакая забота и отрада, а у мужа – работа, работа, работа. Тоже отвлекает от грустных мыслей, но душевного покоя не приносит. А ему он необходим был, как выяснилось. – Она замолчала, сжав губы в тонкую полоску.
– И? – не выдержала Лиза долгой паузы.
– И он его обрел. С той, что помоложе, поздоровее и еще сможет родить ему наследника.
– Как же так? А дочка? – Лиза, для которой счастье детей было первостепенным, искренне недоумевала.
– А что дочка? Дочка и дочка. Ей, как положено, алименты. И квартиру мы разделили по закону. Только на алименты ведь не разживешься, вот и приходится думать о завтрашнем дне.
