— Там просто убийство какое-то, — сообщает она.
Убийство произойдет здесь, в Лавке, когда Джордж узнает, сколько денег потратила Банти.
— Что за дрянь ты накупила? — спрашивает Джордж, когда она выуживает шляпу и водружает ее себе на голову.
Шляпа обтянута атласом цвета зеленого горошка и похожа на барабан. Джордж в ужасе взирает на шляпу-барабан:
— Зачем тебе это?
— Тебе не нравится?
Банти вращает головой, точно как когда-то Попугай. По тону ясно, что ее ни в малейшей степени не волнует, нравится ли Джорджу шляпа. Банти извлекает из ниоткуда пару туфель:
— Правда замечательные?
Туфли чудовищно узкие, на высоченных шпильках, того же оттенка зеленого цвета, что и шляпа. С первого взгляда ясно: их наденут ровно один раз и больше никогда носить не будут. Банти с упорством Золушкиной сестры впихивает ногу в туфлю.
— Можно пальцы отрезать, — услужливо подсказываю я.
Куча еще не распотрошенных пакетов у ног Банти намекает, что, возможно, она купила и другие вещи, которые носят ниже головы, но выше ступней. Она возится в небывало огромном пакете из универсального магазина Лика и Торпа.
— И-и-и!.. — произносит Банти голосом фокусника на сцене. — Та-да-да-дам!
И извлекает платье и пыльник — из одинаковой материи, тяжелого переливчатого искусственного шелка, цветом как суп-пюре из зеленого горошка.
— Зачем это? — с болью спрашивает Джордж.
— На свадьбу, конечно. — Банти прикладывает платье к себе — сидя, как инвалид. И обращается ко мне: — Что скажешь?
Я вздыхаю и качаю головой в немой зависти и тоске:
— Очень красиво.
(Выдержки из школьного табеля Руби Леннокс за летний семестр 1966 года: «У Руби подлинный сценический дар… Руби была звездой школьной театральной постановки».)
— Свадьбу? — Джордж совсем растерялся. — Чью свадьбу?
— Теда, разумеется. Теда и Сандры.
— Теда?
— Да, Теда. Моего брата, — объясняет Банти, поскольку Джордж по-прежнему непонимающе глядит на нее. — Теда и Сандры. Их свадьба назначена на субботу. Только не говори мне, что ты забыл.
— На эту субботу? Но… — Кажется, Джорджа сейчас постигнет небольшой апоплексический удар. Он трепыхается и брызгает слюной: — Ведь в эту субботу финал кубка мира!
— И? — говорит Банти, вмещая в один звук тяжелый груз презрения, равнодушия и намеренного непонимания, не говоря уже о неприязни, вскормленной двадцатью годами брака. Богатство оттенков ее интонаций привело бы в замешательство и китайца, виртуозно владеющего мандаринским диалектом.
Джордж потрясен до потери дара речи.
— «И»? — повторяет он, глядя на Банти так, словно у нее только что выросла вторая голова. — «И»?
Это может продолжаться бесконечно. Я вежливо кашляю:
— Кхм.
— У тебя что, кашель? — обвиняюще спрашивает Банти.
— Нет, но мне надо обратно в школу…
Сейчас понедельник, время обеда, и Дженис Поттер уговорила меня расписаться вместе с ней в журнале отсутствия (нам разрешают покидать школу только парами, при условии, что мы будем цепляться друг за дружку изо всех сил — на случай, если нас изнасилуют, ограбят или мы потеряемся). Дженис нужно было в Музейные сады — курить и обжиматься с бойфрендом. Я осталась неприкаянно торчать у ворот, и в конце концов меня, как обломок кораблекрушения, принесло в Лавку.
Банти вдруг роняет сумки, вскакивает с кресла, как иллюстрация лурдского чуда, кидает мне на ходу «Присмотри за Лавкой!» и тащит растерянного Джорджа «помочь ей выбрать» (то есть оплатить) подарок для Теда и Сандры.
И вот меня бросили «присматривать за Лавкой» — иногда я чувствую себя как Банти, и эта мысль меня глубоко тревожит (это еще слабо сказано). Стану ль я красивой? Стану ль я богатой? Мне четырнадцать лет, и я уже чувствую, что «больше не могу». Банти начала пользоваться этим выражением, лишь когда была вдвое старше меня теперешней. Ныне я — единственный ребенок, со всеми преимуществами (деньги, одежда, пластинки) и недостатками (одиночество, изоляция, гнев) этого состояния. Банти по-прежнему перебирает нас всех, прежде чем добраться до меня («Патриция, Джиллиан, П… Руби, как тебя там?»). К счастью, теперь я знаю, что все матери так делают, если у них больше одного ребенка: миссис Горман, мать Кейтлин, вынуждена произносить длинную литанию («Билли-Майкл-Дорин-Патрик-Фрэнсис-Джо…»), чтобы добраться до «Кейтлин-или-как-тебя-там».
Поскольку сегодня понедельник, покупателей не очень много, и я беру на себя основную функцию Банти — заворачивание «Дюрексов». Я встаю у огромного рулона коричневой оберточной бумаги, приделанного к стене за прилавком, и терпеливо тяну и обрываю, тяну и обрываю, пока у меня не образуется запас больших квадратов. Затем я беру «Ножницы хирургические стальные „Медсестра“», прикованные цепью к прилавку, и принимаюсь резать большие квадраты на маленькие, как в особенно скучном выпуске программы для детей «Своими руками». Когда и это сделано, я приношу со склада в задней части магазина (из бывшей нашей столовой) новую коробку скотча и принимаюсь заворачивать упаковки «Дюрекса» в бумагу по одной, аккуратно заклеивая скотчем каждый коричневый конвертик. Теперь можно вручать «Дюрекс» почтенным покупателям, как подарок в обертке («Вот вам уже приготовленная упаковка») — быстро и не оскорбляя ничьей стыдливости. Конечно, это буду делать не я. Я еще не продала ни одного пакетика за все те разы, когда меня оставляли присматривать за Лавкой; кажется, никому особенно не хочется покупать «резинки» («Спланированная семья — счастливая семья!») у четырнадцатилетней девочки. Покупатели врываются в Лавку, зажав в кулаке заранее приготовленную нужную сумму, без сдачи, но при виде меня их глаза начинают бегать, взгляд падает на ближайший невинный объект, и в итоге покупатель плетется на улицу глубоко неудовлетворенный, зажав в руке мозольный пластырь или кусачки для ногтей. Боюсь, что в этом смысле я несу личную ответственность за большое количество неспланированных семей.
Я перезаворачивала уже большой ящик «Дюрексов», а родителей все нет. Сколько нужно времени, чтобы выбрать подарок? Может, они сбежали из дому. Я безутешно опускаюсь в электрическую инвалидную коляску, передвигаю рычаг на «медленно — вперед» и разъезжаю по Лавке, изображая далека.
[52]
«Я — далек, я — далек». Энергетической пушкой мне служит одинокая манекенная нога для демонстрации чулок «Эластанет», растягивающихся в двух направлениях. Я расстреливаю стенд с мужскими урыльниками, полку изделий из лечебной красной фланели марки «Долз» и два миниатюрных бакелитовых торса, мужской и женский, — они стоят друг против друга в разных концах Лавки, словно немые персонажи греческой трагедии, демонстрируя друг другу маленькие хирургические корсеты.
