Заботливая цветочница взяла мою судьбу в свои руки:
– Думаю, свежесрезанные гиацинты на пятьдесят фунтов и выглядят, и пахнут замечательно.
Приложил к букету открытку:
Французская Фантазия, ежеминутно думаю о твоей сдобе. Мистер Киплинг.
В 5 часов Георгина прислала сообщение:
Киплинг, ого! Спасибо и люблю. Уехала. Вернусь в Лондон 15-го. Французская Фантазия.
Вторник, 4 февраля
Утром на дорожке возле канала ко мне опять пристал сэр Гилгуд. В глазах его полыхала жажда убийства. Сдернул с шеи красный шарф и принялся махать перед его клювом, но сэр Гилгуд не дрогнул. Помощь подоспела в лице велосипедиста. Я не вынесу этого постоянного запугивания. Пора что-то предпринять.
Я едва устоял на ногах, когда Умник Хендерсон принес сегодня в магазин счет. Этот «чокнутый ученый» намерен стрясти с меня 150 фунтов за «профессиональные услуги», которые он оказал, когда на днях выпивал в моем доме!
– Я тебе по дружбе предоставил пятидесятипроцентную скидку, – сказал он. – И взял с тебя всего за один час.
Попытался втолковать Умнику, что брать с меня деньги – вопиющая несправедливость, тем более что я все равно не могу пользоваться домашним развлекательным центром из-за обостренной аудиочувствительности Миа Фокс.
Решил, что нельзя сидеть сложа руки – надо перетянуть на свою сторону английское правосудие.
Уважаемый мистер Барвелл.
В настоящее время я постоянно подвергаюсь нападкам лебедей. Можно ли запретить их в судебном порядке.
Буду весьма признателен за совет. Я неоднократно пытался Вам позвонить, но секретарша говорит, что Вы почти не бываете в офисе.
Надеюсь, Вы не станете брать с меня плату за это короткое письмо. Это всего лишь запрос.
Вы наверняка заметили, что я приложил конверт с маркой и заполненным адресом.
Ваш А. А Моул.
Четверг, 6 февраля
Позвонила моя бывшая жена Жожо:
– Звоню только для того, чтобы доказать Уильяму, что ты не умер, – процедила она сквозь зубы и передала трубку мальчику.
Уильям пустился в пространный монолог о своей юной жизни. Малыш едва успевал переводить дыхание. И в кого он такой многословный? Мы с Жожо не увлекались долгими беседами. После нашей свадьбы мы едва обменялись парой слов. Может, словоохотливость мальчик унаследовал от моей матери? Уильям спросил, когда я приеду к нему в Нигерию.
– Скоро, – пообещал я.
Пятница, 7 февраля
После работы навестил родителей. Скорчившись над маленьким костерком, они что-то помешивали в котелке, висевшем на металлической треноге. Оба закутаны в бесчисленные драные одежки. Лица черны от копоти. Похоже на сцену из фильма «Сталинград».
Увидев меня, отец распрямился и принес из палатки складной матерчатый табурет; я сел и попытался согреть руки над костром. Новый щенок резвился в грязи, в зубах он сжимал нечто, напоминавшее бедренную кость крупного млекопитающего. К сносу свинарников еще и не приступали. Спросил, почему не двигается дело.
– Твой отец не может поднять кувалду, – ответила мама с едва скрываемым презрением.
Отец снова принялся мешать коричневую бурду в котелке. Тут я заметил, какой у него усталый, нездоровый вид. Меня пронзила жалость. На этом этапе жизни следует сидеть в четырех стенах в теплых тапочках у фальшивого камина и смотреть передачу «Репортаж о древностях». И зачем только он пошел на поводу у матери и ее безумной затеи реконструировать свинарник!
Сказал, что спрошу Даррена, моего знакомого штукатура, не знает ли он кого-нибудь, кто умеет обращаться с кувалдой и согласится снести два свинарника за небольшую плату.
Мама предложила мне миску коричневой бурды из котелка. Солгал, что не голоден.
По пути домой остановился у рыбного кафе «Миллениум» и купил пакетик жареной картошки с рыбой. Попросил добавить соли и уксуса, а женщина за прилавком сказала:
– В вашем возрасте следует уже быть поосторожнее с солью и уксусом.
Молча вышел из забегаловки, сел в машину и посмотрелся в зеркало заднего вида. Неужели я выгляжу таким старым и/или больным, что даже торговка жареной картошкой из придорожного заведения сочла своим долгом проявить заботу о моем здоровье?
Суббота, 8 февраля
Письмо от Гленна.
Дорогой папа.
Спасибо за посылку. Ничего лутше ты и прислать немог. Мы с Робби в первый же день слопали весь «мармайт». Мазали на хлеб который купили в военторге, огромную буханку. А шоколадные яйца мы пустили на пудинг. Они не много подавились но мы повытаскивали все кусочки фольги так что все в порядке.
Робби читает «На Западном фронте без перемен». Говорит суперская книга. Он хочет прочитать все книжки что ты прислал. И «Уловку-22» и «Поэзию Первой мировой войны».
От «Певых шагов в греческом» толку мало папа. Я пытался чего-то сказать по-гречески но здесь местные говорят по английски лучше моего.
Говорят нас скоро зашлют в Кувейт. Я учусь на техника-связиста. Дело интересное. Написал Уильяму, что вот скаплю денег и проведаю его в Нигерии в следующим году.
Мама написала что она каждую ночь плачит. Боится что меня отправят в Ирак Папа сходи к ней вместо меня ладно? А еще она собрала мне посылку но почта в ее районе закрылась, потому что там пенсий больше не выдают. А очередь на главпочтамте в Лестере мама отстоять не может из-за вен на ногах.
Завтра вечером мы с Робби играем парный матч в дартс с командой воено-воздушных сил особого назначения. Пожилай нам удачи папа. Эти сволочи – крутые ребята. Если мы выиграем они нас побьют, а если проиграем они все равно нас побьют.
С любовью
твой сын Гленн
Несколько минут я в отчаянии спрашивал себя: как может дитя, порожденное мною, делать такие кошмарные орфографические и синтаксические ошибки? Однако я поборол желание исправить письмо красными чернилами и отправить обратно.
Нашел в магазине Атлас мира, отыскал Кувейт. Вид крошечного пятачка, зажатого меж огромными пятнами Саудовской Аравии и Ирака, вселил в меня страшное предчувствие.
Позвонил Шарон и договорился встретиться с ней, когда Райана не будет дома.
Воскресенье, 9 февраля
Шарон ждала меня, сидя в дверях с круглолицым, безволосым младенцем, лежавшим на ее необъятном колене. Ребенка «назвали в честь Донны Каран», сообщила Шарон. Я выдавил улыбку:
– Значит, это девочка. Привет, Донна.
– Не-а, мальчик. И звать его Каран. Ка-ран, – повторила Шарон по слогам, словно учила иностранца английскому.
Мы прошли в гостиную. Будь эта комната человеком, она перерезала бы себе вены. Все вокруг покрывал толстый слой уныния. Шарон не следовала заповеди Уильяма Морриса
[50]
о том, что обстановка в доме должна быть либо красивой, либо практичной. Пожитки Шарон были либо уродливыми, либо никчемными.
