Мы снова двинулись в путь; дорожный знак сообщил, что до Таунсенда осталось сто пятьдесят километров.
— Сейчас приедем, о тебе позаботятся, помогут, тебе станет лучше, — утешала я девочку.
— Честно?
Голосок был слабый, надтреснутый, и все же я слышала ее голос.
— Обещаю, — ответила я.
— Как вас зовут?
— Элинор, — солгала я. — А тебя как зовут?
— Я вам уже говорила: Айви.
Я улыбнулась:
— Вообще-то, я знаю, кто ты.
Айви замолчала. Прошло минут десять, и она снова заговорила.
— Он убил других девочек, — сказала она неожиданно.
— Он тебе так сказал? — Я старалась говорить спокойно, чтобы не показать, насколько потрясена услышанным.
Айви кивнула.
— Он говорил о Хильди и Мими?
Она опять кивнула.
— Он сказал, где похоронил их? — спросила я.
— Там под сараем подвал. Он говорил, что я тоже там окажусь, когда надоем ему.
Она снова погрузилась в молчание. Потом, за пять минут до въезда в Таунсенд, еще раз подала голос:
— Первым делом мне нужно поговорить с папой. Я знаю, что он очень из-за меня переживает.
Я до боли закусила губу и промолчала.
Первые лучи света уже пронзили ночную тьму, когда мы пересекли границу городка. Свернув на улочку, ведущую к таунсендской церкви Божьих Ассамблей, я сразу увидела, что нас ожидают два полицейских автомобиля, какая-то машина без опознавательных значков и карета «скорой помощи». Я подъехала к парковке, и навстречу нам бросился Кларк. С ним была офицер Риверс. Кларк взирал на меня с непробиваемым недоверием профессионала к дилетанту. Выбравшись из машины, я кивнула полицейским и распахнула переднюю пассажирскую дверцу. Кларк и Риверс заглянули в салон, откуда на них смотрела Айви. Я видела то же, что видели они: ввалившиеся глаза, порезы и ссадины, воспаленные язвы на губах, ужасная, возможно гангренозная, рана на щиколотке. Риверс прижала руку к губам. Даже Кларк — мистер Профессионал, Крепкий Орешек — вздрогнул, а потом замахал рукой, подзывая медиков.
Пятью минутами позже Кларк вез меня на то место, откуда я только что приехала, за нами следовала полицейская машина с двумя офицерами. Солнце уже встало, так что я могла разглядеть местность, по которой однажды уже передвигалась почти вслепую. Мы ехали по двухрядной гудронированной дороге, пересекавшей самое безжизненное пространство, какое мне доводилось видеть в жизни, — бескрайнюю плоскую равнину, простирающуюся, казалось, без конца и края. Жутковатый этот пейзаж вселял уныние и даже ужас: необозримая пустота, не имеющая границ. Возвращаясь в Таунсенд, я сообразила взглянуть на приборы, когда сворачивала с грязной, разбитой дороги на эту, ровно замощенную. Поэтому сейчас уверенно сказала сержанту Кларку, что надо будет повернуть направо, отъехав ровно сто пятьдесят три километра от таунсендской церкви. Сообщая ему об этом, я дотронулась до кармана куртки и нащупала внутри твердый тяжелый предмет.
— В этой суматохе я совсем забыла вам кое-что отдать… — И с этими словами я передала Кларку пистолет Корсена.
— Ну и ну, — охнул Кларк, принимая у меня оружие. Взвесив его на правой руке, одновременно продолжая рулить левой, сержант удостоверился, что пистолет на предохранителе, потом велел мне открыть бардачок и поискать там пластиковый пакет для улик. Таких пакетиков обнаружилось с десяток, вперемешку с хирургическими перчатками и прочими следовательскими принадлежностями. Кларк попросил меня подержать пакет и бросил в него пистолет. Потом поднял крышку ящика для мелочей, расположенного между сиденьями, и убрал пистолет в него.
— А теперь пора бы рассказать мне подробно, как все получилось, — обратился ко мне Кларк. — Я хочу знать все по минутам.
Сказано — сделано. Кларк ни разу не перебил меня, пока я не дошла до конца.
— И Айви уверенно подтвердила, что Корсен рассказал ей о трупах в подвале? — уточил он.
— Да, так и было.
Сержант покачал головой и какое-то время ехал молча.
— Получается, что он ранен и ждет нас.
— Это уж точно.
— Значит, Айви, Хильди и Мими на нем, и тот неизвестный похититель в Дандасе, где дело замяли, тоже он. Что же еще он мог натворить за годы?
— Я уверена, вам и ему будет о чем поговорить.
Еще до того, как мы свернули на ухабистую дорогу, я заговорила с Кларком о том, что обдумала еще ночью, возвращаясь в Таунсенд.
— Через несколько часов эта история станет достоянием гласности, — сказала я. — Шумиха будет невообразимая. И вы должны согласиться на одно мое условие, я на нем настаиваю и даже назвала бы его требованием, не подлежащим обсуждению.
— Не может быть ничего «не подлежащего обсуждению», — протянул Кларк, — когда расследуется дело об убийстве. Ну да ладно, излагайте свое условие.
— Я хочу остаться в тени.
— Вы серьезно?
— Совершенно. Никто не должен знать о моей роли в этом деле.
— Трудновато будет это выполнить.
— Найдите способ это сделать, сержант. Это единственное, о чем я вас прошу.
Сержант несколько минут обдумывал мои слова.
— Вы отдаете себе отчет, от чего отказываетесь, оставаясь в тени?
— Ага… мгновенная известность… я прихожу в ужас при одной мысли об этом.
— Даже несмотря на то, что это означает всеобщее признание? Черт, да как только узнают, что вы сделали, вам начнут предлагать контракты на написание книг, киносценариев… не говоря уж о поездке в Оттаву для получения медали за мужество из рук генерал-губернатора. Да ладно, к черту славу — подумайте о деньгах.
— Я обо всем этом думала. А еще подумала о том, что любой журналюга рад будет возможности вытащить на свет историю моей…
— Потери? — спросил он, заканчивая фразу за меня.
— Вот именно.
— Ну… живой человеческий интерес… и все такое…
— Нет, большой тираж, большие бабки… А я не хочу в этом участвовать, сержант. Забирайте славу себе, оставьте мне только анонимность.
— Я обязан поговорить об этом со своим начальником. Но думаю, он отнесется к вашей просьбе с сочувствием.
Мы добрались до сто пятьдесят третьего километра дороги, и, как я и предполагала, справа мелькнул неприметный указатель.
— Вот этот правый поворот, — показала я.
— Молодец, что следили за приборами, — похвалил сержант Кларк. — Иначе кто бы его заметил, этот поворот?
— Я чувствовала, что это пригодится.
— Интересно будет узнать, как Корсен нашел это место… может, он снимал дом, но у кого?
