— У меня сейчас очень серьезные неприятности.
— Разумеется. — Он был сама холодность. — Я настоятельно рекомендую вам как следует выспаться, профессор. Возможно, университет не может принять против вас меры по обвинению в мошенничестве. Но небрежное исполнение своих служебных обязанностей, подозрение на серьезную психологическую нестабильность… это совершенно другое дело.
Вечером — я ехала домой в Соммервиль и как раз делала пересадку на Красную линию на станции Парк-стрит — меня вдруг охватила страшная слабость, так что пришлось вцепиться покрепче в скамейку, когда на платформу въехал поезд. Уж не хотела ли я броситься под него? Я совсем ничего не понимала в эту минуту.
Но мне все же удалось собраться и сесть на поезд. Выйдя на Дэвис-сквер, я зашла в аптеку, купила первое попавшееся снотворное, которое продавали без рецепта, — фармацевт уверил, что средство обеспечит мне восемь часов крепкого сна.
Эмили всегда тонко чувствовала мое настроение, и, когда я вошла в дом, она повернулась к няне и сказала:
— Мамочке нужно поспать!
— Ах, как же ты права! — И я подхватила ее на руки.
Однако Эмили не прильнула ко мне.
— Ты на меня сердишься, — сказала она.
— Что ты, вовсе нет.
— Да! — И обращаясь к Хулии: — Мамочка злится.
— Что ты, просто у меня кое-какие дела…
— Мамочке звонят злые люди…
— Эмили, довольно.
Тон у меня был чересчур резкий, чересчур агрессивный. У моей дочурки вытянулось личико, она всхлипнула и убежала в свою комнату. Я посмотрела на Хулию:
— Извините… у меня большие неприятности.
— Нет проблем, нет проблем. Я идти к Эмили…
— Нет-нет, ступайте домой. Я сама ее успокою.
— Вы о'кей, мисс Говард?
— Просто мне нужно поспать хоть одну ночь.
Войдя в комнату Эмили, я увидела, что она, сжавшись в комок, лежит на подушке, сунув в рот большой палец. Увидев меня, девочка поспешно вынула палец изо рта и с виноватым видом сунула руку под подушку (я недавно стала пытаться отучить ее от привычки сосать палец.) Сев рядом с Эмили, я погладила ее по голове и заговорила:
— Пожалуйста, прости, что сердито с тобой говорила.
— Что я сделала?
— Ничего, это я отреагировала неадекватно.
— Как это?
— Рассердилась без причины.
— Зачем ты рассердилась?
— Потому что очень устала и перенервничала. Я не выспалась.
— Потому что папочка уехал?
— И поэтому тоже.
— А ты от меня не уедешь?
— Бросить тебя? Никогда. Никогда в жизни.
— Честное слово?
— Ну, конечно. И я обещаю больше не злиться, честное слово.
— Это большое честное слово, — сказала Эмили и хихикнула. А я невольно подумала: «Как же быстро она все схватывает, моя дочурка».
Вечером я приняла две таблетки снотворного, запив их большой чашкой ромашкового чая. Мне удалось отключиться часа на два, но потом я проснулась и уставилась в потолок. Было ощущение, что голова вот-вот треснет. Я проглотила еще две таблетки. Встала. Почитала газеты. Я ждала, что снотворное подействует. Ничего подобного. Я посмотрела на часы. Только половина второго. Дотянувшись до телефона, я позвонила Кристи. Она тоже не спала, проверяя студенческие работы.
— Ты меня тревожишь, — сказала она.
— Я сама себя тревожу.
— Ты не от простой бессонницы страдаешь, это у тебя депрессия.
— Ничего у меня нет. Мне бы выспаться как следует, хоть одну ночь…
— Фигня. Ты в темном лесу. Мой тебе совет, беги завтра с утра к врачу, тебе нужна помощь. Иначе…
— Ладно, ладно.
— Перестань отрицать очевидное. Депрессия — это серьезно. Если ты не постараешься подавить ее сейчас…
— Я постараюсь. Все?
Но наутро я повезла Эмили в сад и в метро по дороге на службу клевала носом. В кабинете я случайно взглянула на себя в зеркало и поразилась, какой у меня измученный, потусторонний вид. Я выпила три большие кружки кофе и кое-как провела занятия. При этом я ощущала себя бездарной актрисой, которая неубедительно изображает преподавателя английской литературы, с умным видом рассуждая о высоких материях, но при этом понимает, что все это — чистое притворство… Еще я понимала, что жизнь — это череда бед и неудач, в которой люди то и дело вас подставляют и разочаровывают, да и, что хуже всего, вы разочаровываете сами себя. И если бы не Эмили, ради которой я сейчас должна…
Нет, нет, не надо этого. А надо сходить к врачу. Теперь же.
Однако другой голос в моей голове — отчаянно не желавший мириться с тем, что мне необходимо было признать: я подошла к самому краю пропасти — сказал мне: Сегодня как следует выспишься, и завтра все будет выглядеть по-другому. Зачем лишние осложнения, когда неприятностей и так хватает? Или домой, ложись в постель. Докажи этим подонкам, что им тебя не сломить.
Так что, хотя факультетский врач в тот день был на месте и я свободно могла к нему заглянуть и попросить подобрать мне лекарство, чтобы вывести из этого бессонного ада, какая-то сила заставила меня ехать через весь Бостон на метро, чтобы попасть в Кембридж и забрать Эмили. (Хулия в тот день была записана на прием к врачу.)
— Мамочка, мамочка! — обрадовалась Эмили, увидев меня у входа в садик. — А ты меня чем-нибудь угостишь?
— С удовольствием, радость моя.
— Ты устала, мамочка?
— Не волнуйся об этом.
И я помогла ей надеть пальтишко, взяла за руку и повела к выходу.
— Знаешь, тут рядом есть маленькая кофейня с очень вкусным мороженым, — сказала я. — Но сначала тебе придется съесть что-то посущественнее… гамбургер, например.
— Ты любишь гамбургеры?
— Больше, чем мороженое.
Неожиданно прямо перед нами возникла суматоха. Пожилая женщина гуляла с терьером. Поводок оборвался, и собачонка, оказавшись на свободе, с лаем припустилась к нам. Женщина закричала, пытаясь подозвать песика. Эмили, с расширенными от страха глазами, вырвала руку и бросилась бежать. Я рванулась следом за ней, окликнула, умоляя не пугаться, остановиться. Но она уже добежала до обочины тротуара…
Именно в это мгновение, совершенно неожиданно, из-за поворота вылетело такси.
Я снова выкрикнула имя своей дочери. Я бросилась за ней.
Но опоздала.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава первая
Меня нашли в огромном придорожном сугробе. Было около двух часов ночи — так мне сказали потом. Появись они на четверть часа позже, я была бы мертва.
