Гоблин взглянул на него яркими глазами.
– А если я возражаю, мистер по-люс-мен?
Ваймс в ответ уставился на старика.
– Интересный вопрос, – сказал он. – Если вы грозите применить силу, я уйду. Да-да, если вы воспретите обыск, я уйду, сэр, и самое плохое в том, что я не вернусь. Сэр, я со всем уважением прошу, в интересах следствия, показать мне ваши пещеры.
Неужели на лице старого гоблина и правда появилась улыбка?
– Конечно, мистер по-люс-мен.
За спиной старика толпа начала рассасываться – вероятно, чтобы заняться изготовлением или наполнением горшочков. Дождь на Твердой Земле, который, судя по всему, был местным вождем (потому что ничто не говорило об обратном) или же просто гоблином, которому поручалось общение с тупыми людьми, спросил:
– Вы ищете кузнеца? Он иногда к нам приходит. Здесь, внизу, есть железо. Немного, но ему хватает. Разумеется, для горшочков оно не годится, но мы вымениваем железо на еду. В последнее время я не видел кузнеца. Конечно, вы можете беспрепятственно его поискать. Тьма – в вас. Я не смею преграждать вам путь, мистер по-люс-мен. Это место – ваше.
С этими словами старый гоблин жестом велел нескольким сородичам помоложе забрать останки женщины и неспешно зашагал к устью соседней пещеры.
– Вы видели много мертвецов, командор? – спросил Фини. Его голос почти не дрожал.
– Да, парень, и некоторые из них я лично привел в это состояние.
– Вы убивали людей?
Ваймс смотрел на потолок, чтобы не встречаться взглядом с Фини.
– Предпочитаю думать, что я изо всех сил старался этого не делать, – ответил он, – и, как правило, мне удавалось. Но рано или поздно всегда появляется какой-нибудь идиот, твердо намеренный тебя прикончить, и в итоге приходится его уложить, потому что он слишком туп, черт возьми, чтобы сдаться. Лучше от этого не бывает, и я никогда еще не видел труп, который бы хорошо выглядел.
Погребальное шествие исчезло в соседней пещере, и стражники остались одни, хоть и догадываясь, что гоблины вокруг занимаются своими делами.
Старый гоблин просто-напросто упомянул, что погибшая была его женой, как будто вспомнил об этом, помимо прочего. Он даже голоса не повысил. Ваймс уж точно не смог бы сохранять спокойствие, если бы на земле у его ног лежало тело Сибиллы, и уж, разумеется, он не был бы вежлив с гоблинами, которые стояли перед ним. Как можно до такого дойти? Как можно быть таким покорным?
Улица всегда с тобой, говорил Вилликинс. И Ваймс вспомнил женщин, которые мыли полы. На Куроносной улице уборку устраивали так часто, что Ваймс только диву давался, как хозяйки еще не протерли дыры ниже уровня тротуара. Порог драили, а затем белили; красную плитку на полу полировали суриком; черные кухонные плиты чернили еще сильней, яростно натирая их графитом. У женщин локти двигались, как поршни. На кону стояло выживание, а синонимом выживания была гордость. Пускай у тебя мало власти над собственной жизнью, но, ей-богу, ты можешь держать дом в чистоте, показывая всему миру, что ты бедна, но достойна уважения. Обитателями Куроносной улицы владел страх. Они боялись опуститься, понизить планку, сравняться с теми, кто рос, дрался и воровал в адском скопище притонов, именуемом Тенями.
А гоблины сдались. В то время как мир постепенно вытеснял их, они выполняли привычные действия, уступали, слабели… но убийство есть убийство при любой юрисдикции и даже в ее отсутствие. Ваймс собрал мысли в пучок, схватил пару тлеющих факелов и сказал:
– Ну, старший констебль, пойдем бороться со злом.
– Да, сэр, только можно еще кое-что спросить?
– Конечно, – ответил Ваймс, входя в туннель, который заметно шел под уклон.
– Извините за вопрос, сэр, но что тут вообще происходит? В смысле… я знаю, что произошло убийство, и, похоже, какой-то гад хотел, чтоб я подумал на вас, но каким образом, сэр, вы понимаете ихнюю нечестивую болтовню? То есть я слышу, как вы с ними разговариваете, и они вроде как вас понимают, потому что отвечают, сэр, но они говорят, как будто кто-то орехи давит, и я ни слова на их дурацком наречии не разберу, сэр, простите мой клатчский, вот как есть ни слова. Ответьте мне, сэр, потому что я и так чувствую себя полным дураком и не хочу показаться еще глупее.
Мысленно Ваймс дал такой ответ: «Ну, раз уж ты спросил, в моем сознании живет ужасный демон, который помогает мне по своим личным причинам. Благодаря ему я могу видеть в темноте и каким-то образом общаться с гоблинами. Он называется Призывающей Тьмой. Я не знаю, отчего он заинтересовался гоблинами, но гномы полагают, что он мстит нечестивым. И если здесь случилось убийство, я не стану отказываться от помощи, от кого бы она ни исходила». Впрочем, вслух он этого не сказал, потому что большинство людей сбежали бы до того, как он закончил. Поэтому Ваймс ответил так:
– Меня поддерживает высшая сила, старший констебль. Ну а теперь давай осмотрим пещеры.
Фини это не удовлетворило, но, кажется, он понял, что другого ответа не получит.
Это было странное путешествие. Холм напоминал соты, он был изрыт коридорами – как природного, так и, судя по виду, искусственного происхождения. Гоблины выстроили себе маленький город. Мусорные кучи, грубые клетки, теперь пустые, что бы ни хранилось в них раньше, огромные грибные грядки там и сям (кое-где урожай медленно, очень медленно собирали гоблины, которые даже не смотрели на стражников). В одном месте Ваймс и Фини миновали расселину, которая, судя по звуку, вела к яслям – малютки гоблины чирикали там, как птички. У Ваймса недостало сил заглянуть внутрь.
Спускаясь все ниже, они пересекли маленький ручеек, который вытекал из стены. Гоблины провели здесь примитивную трубу, так что дальнейший путь проходил под звук журчащей воды. И повсюду сидели гоблины – гоблины, мастерившие горшочки. Ваймс был к этому готов, но не вполне. Он ожидал увидеть нечто вроде гномьих мастерских, как в Убервальде, – шумные, многолюдные, полные целенаправленной деятельности. Но гоблины жили иначе. Похоже, если гоблин хотел сделать горшочек, ему достаточно было найти место, усесться, порыться в карманах и приняться за работу – так неспешно, что наблюдатель едва ли заметил бы прогресс. Несколько раз Ваймс, казалось, слышал стук камня о камень, какое-то царапание или звук пилы, но всякий раз, когда он подходил поближе к скорчившемуся гоблину, тот вежливо нагибался над своим изделием, как ребенок, пытающийся сохранить секрет. Сколько слизи, подумал Ваймс, сколько обрезков ногтей, сколько ушной серы способен гоблин накопить за год? Интересно, горшочек с годовым количеством соплей будет чем-то вроде изящной дамской табакерки или скорее большого неопрятного ведра?
И почему бы не хранить собственные зубы? Даже люди проявляли изрядную осторожность в том, что касалось выпавших зубов, и, если уж на то пошло, некоторые, особенно волшебники, старались держать обрезки своих ногтей вне пределов чьей-либо досягаемости. Ваймс незаметно улыбнулся. Может быть, гоблины не так уж глупы – всего лишь немного глупей, чем люди, хотя для этого и нужно было постараться.
