— Ну, мы согласились, что не стоит будить того, кто спит с миром.
— Неужели дело того стоило? Я имею в виду… Вы не думаете, что переплатили ей?
— Ничуть. Я была рада узнать, что он спит с миром.
— И что, после этого вам полегчало? — с надеждой спросила Хилари.
— Очень полегчало, — солгала Мэрилин Вайн. — А теперь расскажите, что она поведала вам.
— Сказала, что мне пора искать деревья. Что теперь у нас достаточно денег, чтобы выбирать, где жить.
— А вы действительно хотели бы жить в окружении деревьев? — спросила Мэрилин.
— Да нет. Я ничего не имею против деревьев, но никогда по ним не тосковала. Однако, если так написано мне на роду, думаю, придется поискать.
Когда они уезжали, машин в очереди стало еще больше. Люди хотели маленького чуда, которое могло бы им помочь. Эта женщина сказала, что все, кто приезжает к ней, несчастны. Зрелище было грустное, но в нем таилась какая-то странная сила. У всех сидевших в этих машинах было свое горе. Мэрилин Вайн была не единственной женщиной на свете, страдавшей от потери и чувства вины. Другие переживали то же самое. Как больные, нуждающиеся в лекарстве, они приезжали в это место и ему подобные в надежде на то, что существует магия, способная им помочь.
Мэрилин невольно улыбнулась. Хилари увидела эту улыбку и обрадовалась.
Рия поменяла текст на автоответчике. «Это дом Грега Вайна, который сейчас на Гавайях, и Мэрилин Вайн, которая сейчас в Ирландии. В данный момент здесь живет Рия Линч. Она будет рада передать ваши сообщения Вайнам или перезвонить вам». Она прокрутила пленку несколько раз и кивнула. Долг платежом красен. Пусть Мэрилин почешется.
Потом она позвонила Хейди.
— Я хочу устроить у себя небольшую вечеринку и пригласить вас с Генри. Придет Карлотта, та симпатичная пара, с которой мы познакомились, изучая Интернет, и двое мужчин из кулинарии, о которой вы мне рассказывали. Похоже, я нашла с ними общий язык, но мне нужно продемонстрировать, как я готовлю. Надеюсь, что они дадут мне работу.
— Мам?
— Хай, Энни.
— Забавно. Ты говоришь «хай» вместо «алло».
— Просто сорвалось с языка.
— Ты не позвонила, поэтому мы сами решили тебе позвонить.
— Я звонила вам. И оставила сообщение твоему отцу. На которое он еще не ответил. Напомни ему, ладно?
— Мам, его нет. Он все время где-то бегает.
— Ну, когда он все-таки придет, скажи ему, что я жду.
— Мам, но в этом сообщении говорится только о делах.
— Да. И все же я хочу, чтобы он ответил.
— Будете ссориться?
— Если он перезвонит мне, то нет.
— Как ты, мам?
— Нормально. А как вы сходили с бабушкой в пиццерию? — Энни заметила, что в голосе матери прозвучала сталь.
— Хорошо. Бабушка подарила мне замечательный жилет. Ты его увидишь. Я возьму его с собой.
— А Китти к вам присоединилась?
— Нет. Не получилось.
— Почему не получилось?
— Потому что Бернадетта позвонила бабушке и сказала, что папа решительно возражает против Китти.
— Очень жаль.
— Нет, это мне жаль, а тебе ни чуточки. Вы с папой не любите Китти. Что же я могу поделать?
— Я рада, что твой отец следит хотя бы за этим.
— Ему не до того. Он даже не знает, какой сегодня день недели. Говорю тебе, это Бернадетта.
— Расскажи мне, как ты ходила по магазинам с Мэрилин.
— Мам, ты что, наняла целую команду сыщиков?
— Нет, просто кое-что рассказывают друзья и родные. Мне интересно, вот и всё.
— Мам, ты не интересуешься одеждой. Ты ее терпеть не можешь.
— Что ты купила? — прошипела Рия.
— Розовые джинсы и сине-розовую блузку.
— Потрясающе…
— Мам, ты на меня за что-то сердишься?
— А есть за что?
— Не думаю. Честно говоря, лето в этом году паршивое. Все друг на друга обижаются. Мне не разрешают встречаться с Китти. Бабушка хочет переселиться в дом престарелых. Мистер Маккарти куда-то уехал и ничего не сказал папе. Розмари Райан выпрыгивает из штанов, потому что ей нужно найти папу и передать ему срочное сообщение, а она не может. Брайан снова связался с Декко и Майлсом, они орут, дерутся и сводят друг друга с ума. Кажется, папа поссорился с Финолой, и она больше к нам не приходит. Бернадетта почти все время спит. Тетя Хилари окончательно рехнулась и продолжает искать дом с деревьями. Климента рвало шерстью, и его пришлось везти к ветеринару. Это сделал Колм. Ничего серьезного, но сначала мне было страшновато. Потом я позвонила тебе, а ты набросилась на меня непонятно за что… Честно говоря, если бы не Мэрилин, здесь можно было бы сойти с ума.
— Она тебе помогает?
— Ну, по крайней мере, она нормальный человек. И советует, какие книги читать. Дала мне «Убить пересмешника». Ты читала этот роман, мам?
— Я люблю тебя, Энни.
— Мам, ты что, пьяная?
— Конечно нет. А что?
— Я спросила, читала ли ты книгу, а ты ответила, что любишь меня. Разве так разговаривают?
— Нет. Но я сказала правду.
— Что ж, ясно. Спасибо тебе, мам. Большое спасибо.
— А ты? Ты любишь меня?
— Мам, ты слишком долго прожила в Америке, — ответила Энни.
Дэнни Линч стоял на крыльце и звонил в дверь дома, когда-то бывшего его собственным.
Он переминался с ноги на ногу, поглядывал на часы и не видел Мэрилин, стоявшую на коленях под высоким деревом у ворот. «Он действительно красив, — думала Мэрилин. — От него исходит та же кипучая нервная энергия, которая запомнилась мне много лет назад. Но теперь в нем появилось что-то еще. То, что я заметила тогда в ресторане Колма. Что-то тревожное, почти затравленное». Потом он достал какие-то ключи и вошел. Мэрилин была готова встать и подойти к нему, но она вскочила, побежала к дому и быстро поднялась на второй этаж.
Дэнни стоял в гостиной и оглядывался.
— Это всего лишь я, Дэнни Линч, — сказал он.
— Вы чуть не довели меня до инфаркта, — ответила Мэрилин, прижав руку к груди и притворившись испуганной. В конце концов, она действительно испугалась бы, если бы вошла в дом, не зная, что он здесь.
— Прошу прощения. Я звонил в дверь, но никто не ответил. Я знаю, вы — Мэрилин. Добро пожаловать в Ирландию. — Беспокойство не помешало Дэнни пустить в ход свои испытанные чары. Он смотрел на Мэрилин так, словно и в самом деле был рад ей. Этот человек из породы мужчин, внимательно смотрящих на каждую женщину, с которой разговаривают, и заставляющих ее почувствовать себя особенной. Собственно говоря, именно поэтому она его и запомнила, в то время как множество других ирландцев полностью исчезли из ее памяти.
