Раскладывая по тарелкам блюда, приготовленные Колмом, Мэрилин рассказывала детям о Стонифилде. В том числе и об августовском уик-энде, когда все выпускники университета съезжаются и говорят друг другу, что они совсем не изменились.
— Мой муж тоже прилетит с Гавайев, так что вы с ним познакомитесь.
— Он остановится в вашем доме? — спросила Энни.
— Да. Твоя мама была очень любезна и сказала, что две ночи погоды не делают.
— И ваш сын вернется тоже?
— Прости, не поняла.
— Ваш сын. Разве он не на Гавайях с мистером Байном?
— Мой сын?
Энни не понравилось выражение лица Мэрилин.
— Э-э… да.
— Кто тебе это сказал?
— Мама.
— Твоя мама сказала, что Дейл на Гавайях?
— Она не назвала его имени, но сказала, что комната готова к его возвращению.
Мэрилин побелела как мел.
Но Брайан ничего не заметил.
— Он будет там тогда же, когда и мы? Можно будет сыграть с ним в баскетбол?
— Что еще говорила твоя мама? — еле слышно спросила Мэрилин.
Энни сильно встревожилась.
— Кажется, она спрашивала о нем мистера Вайна, но ничего не выяснила и не знает, вернется он или нет.
— О боже, — сказала Мэрилин.
— Извините. Наверное, мне не следовало спрашивать. Что-то не так? — пролепетала Энни.
— Как? — спросил Брайан. — Разве он не на Гавайях? Он что, сбежал из дома?
— Теперь я понимаю, что он имел в виду, — пробормотала Мэрилин.
— Кто?
— Грег сказал, что ваша мама показалась ему очень религиозной.
— Она совсем не религиозная, — с неодобрением возразил Брайан. — Нора всегда говорит, что она будет гореть в аду.
— Замолчи, Брайан, — по инерции сказала Энни.
— Господи, как глупо… Мне и в голову не пришло, что она так подумает. — Лицо Мэрилин исказилось от боли.
— Так он не на Гавайях? — спросила Энни.
— Нет.
— А где же тогда? — Эта история начинала утомлять Брайана.
— Он мертв, — ответила Мэрилин Вайн. — Мой сын Дейл мертв.
Через час Дэнни почти успокоился. Возможно, он преувеличил опасность. Бернадетта уплыла на кухню готовить салат с копченой курицей. Там ничего не шипело, не кипело, не жарилось и не было обсыпано мукой. Он не знал, какой спокойной, мирной и нетребовательной может быть жизнь. Бешеной активности ему вполне хватало в офисе.
— У меня есть три минуты, чтобы позвонить? — спросил он.
— Конечно.
Он набрал номер Финолы.
— Это Дэнни Линч. Я хотел извиниться перед вами.
— Что, дети попросили?
— Нет. Они еще не вернулись.
— Тогда Бернадетта?
— Вы же знаете свою дочь. Она даже не упомянула об этом. Ни разу. Нет, я сам так решил. В тот день я дал волю плохому настроению.
— Ну, Дэнни, что я могу вам сказать? — спросила сбитая с толку Финола.
— Я хочу ответить на ваш вопрос. В настоящий момент компания испытывает финансовые трудности, но я совершенно уверен, что мы их преодолеем. У нас большие активы. Поверьте мне, Бернадетта ни в чем не будет нуждаться.
— Я верю вам, Дэнни. Спасибо. Наверное, мне не следовало спрашивать. Просто у вас есть обязанности не только перед Бернадеттой.
— Финола, этим я займусь позже. Ну что, мы снова друзья?
— Мы всегда были друзьями, — ответила она.
Дэнни положил трубку и увидел стоявшую на пороге Бернадетту.
— Ты герой, — сказала она. — Оказывается, все проще простого.
На кухне дома номер шестнадцать по Тара-роуд воцарилось молчание.
Первым его нарушил Брайан.
— У него что, была какая-то ужасная болезнь? — спросил он.
— Нет. Дейл погиб. Разбился на мотоцикле.
— Какой он был? У него были такие же рыжие волосы, как у вас? — негромко спросила Энни.
— Да. Хотя в нас нет ни капли ирландской крови, но и у Грега, и у меня волосы рыжеватые, так что у бедного Дейла не было выхода. Мы оба высокие, и он тоже был высоким. Худым. Спортивным. У него на зубах были скобки, как у многих детей в Штатах.
— У нас тоже кое-кто их носит, — сказал Брайан, не желавший, чтобы Ирландия в чем-то уступала Америке.
— Да, конечно. Он был замечательный мальчик. Каждая мать считает, что ее сын лучший в мире, и я не исключение.
— У вас есть его фотография? — спросила Энни.
— Нет. Ни одной.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, потому что мне было бы больно на них смотреть.
— Но у вас дома есть его фотография. Мама сказала, что он очень красивый и что у него чудесная улыбка. Именно поэтому я надеялась, что он будет там, — призналась Энни.
— Да.
— Мне очень жаль.
— Нет, все в порядке. Он действительно был красивым мальчиком.
— У него были подружки?
— Нет, Энни, не думаю. Но матери всегда узнают об этом последними.
— Держу пари, что были. Так показывают во всех фильмах. В Америке очень рано начинают, — рассудительно сказал Брайан.
Они сидели и говорили о мертвом Дейле, пока Энни не вспомнила, что генерал Бернадетта скоро выйдет на военную тропу и тогда им не поздоровится.
— Я отвезу вас, — предложила Мэрилин.
На улице они увидели Розмари. Мэрилин посмотрела на Энни так, словно хотела спросить, хочет ли та остановиться и попрощаться с подругой матери. Энни незаметно покачала головой. Мэрилин прибавила скорость, и у нее сразу полегчало на душе. Ей было трудно обмениваться с этой женщиной даже самыми обычными соседскими приветствиями. Любопытно, что Энни чувствовала то же самое.
Мэрилин высадила детей в конце улицы. Ей не хотелось беседовать ни с Дэнни Линчем, ни с его новой возлюбленной. Всю обратную дорогу до Тара-роуд она обдумывала случившееся.
Лишь оказавшись у дома номер шестнадцать, Мэрилин с ужасом поняла, что не помнит, как доехала. Должно быть, она правильно поворачивала и подавала нужные сигналы. Ей стало очень стыдно. Большинство аварий случается тогда, когда люди сидят за рулем, а думают о чем-то другом. Когда Мэрилин поставила машину Рии в гараж и вошла в дом, ее всю трясло. Она поднялась в гостиную и села за стол. Рия оставила на серванте три хрустальных графина. В записке было написано, что графины стоят в основном для красоты, потому что они с Дэнни всегда пили недорогое вино. Она надеется, что содержимое графинов еще можно употреблять; если Мэрилин захочет, то пусть не стесняется. В одном из графинов было немного бренди, в другом — что-то похожее на портвейн, а в третьем — херес. Дрожащей рукой Мэрилин налила себе бренди.
