И Гас, и Мэгги — оба заблуждались относительно курсов итальянского. Лэдди полюбил их всем сердцем. Он учил фразы, которые им задавали на дом, с таким усердием, как будто от этого зависела его жизнь. Когда в гостинице останавливались итальянцы, он приветствовал гостей на их родном языке, с гордостью добавляя: «Mi chiamo Lorenzo». Итальянцы были приятно удивлены — они меньше всего ожидали встретить в захудалой ирландской гостинице портье по имени Лоренцо.
Недели сменяли одна другую, и дождливыми вечерами Гас и Мэгги нередко видели, как Лэдди вылезает из подкатившего к гостинице роскошного БМВ. Однажды Мэгги высунулась в окно и увидела, что за рулем машины сидит красивая женщина.
— Почему ты не пригласил свою знакомую в гости, Лэдди?
— Ой, нет! Констанце нужно домой. Ей еще ехать и ехать.
Констанца! Как удалось этой странной учительнице вовлечь взрослых людей в свои игры? Лэдди даже пропустил соревнование по бильярду, которое, несомненно, выиграл бы, не будь он столь сильно увлечен изучением итальянского языка. На этой неделе они проходили части тела. Лэдди и Франческе предстояло встать перед классом и поочередно показывать то на горло, то на локоть, то на лодыжку. Лэдди выучил все, что положено, назубок. «Le golo», — и он клал руку себе на шею. «Il gomito», — каждая из ладоней обхватывает локоть, а затем, наклонившись, он прикасался к «lа caviglia» на каждой ноге. Франческа ни за что не простила бы его, если бы он пропустил это занятие. А соревнования по бильярду… Что ж, их еще будет много, этих соревнований, а вот такого дня, когда они изучают части тела, уже не будет. Да и он рассердился бы не на шутку, если бы Франческа из-за какого-нибудь соревнования вдруг решила не прийти.
Гас и Мэгги в изумлении переглядывались. Пожалуй, занятия все-таки идут на пользу Лэдди. Им хотелось в это верить, поскольку все остальное пока что складывалось безрадостно: гостиницу пора ремонтировать, а они не могут себе это позволить. Они старались жить сегодняшним днем, не гадая о том, что принесет завтрашний. Ну что ж, пусть хотя бы Лэдди будет счастлив, а Роз умерла, веря, что у них все хорошо.
Временами Лэдди забывал некоторые из выученных им слов. Он не привык к таким интенсивным занятиям, поскольку в монастырской школе его не особенно нагружали знаниями. Однако на курсах от него ожидали многого.
Иногда, заткнув уши пальцами, он сидел на парапете школьного двора и зубрил фразы, пытаясь при этом вспомнить нужную интонацию. Например, фразу «Dov'e il dolore»
[68]
нужно произносить с вопросительной интонацией. Так обычно спрашивают врачи, когда приходишь в больницу. Если не ответишь, они подумают, что ты не знаешь, где у тебя болит, и сочтут тебя полным идиотом. Поэтому Лэдди сидел, снова и снова повторяя: «Dov'e il dolore…»
Мистер О'Брайен, директор всей школы Маунтенвью, подошел и сел рядом.
— Как идут дела? — спросил он.
— Bene benissimo, — с энтузиазмом откликнулся Лэдди. Именно так говорила Синьора, когда была довольна.
— Ну, вот и славно. Вам, значит, нравятся курсы? Кстати, напомните, как вас зовут, а то я забыл.
— Mi chiamo Lorenzo.
— Ах, ну да, конечно. Так что, Лоренцо, не жалеете, что потратили денежки?
— Честно говоря, синьор, я даже не знаю, сколько это стоит. За меня заплатила жена моего племянника.
Тони О'Брайен посмотрел на большого простодушного мужчину, сидевшего рядом с ним, и в горле у него встал комок. Эйдан Данн был прав, когда сражался за эти курсы, и они, судя по всему, удались на славу. Кто только сюда ни приходит: и жена Гарри Кейна, и какой-то гангстер…
То же самое Тони уже говорил грании, но она не верила в его искренность, полагая, что, восхваляя успехи ее отца, он просто подлизывается, пытается искупить свою вину. Поэтому Тони решил разузнать о курсах побольше, дабы убедить Гранию в том, что ему не все равно.
— Что вы проходите на этой неделе, Лоренцо?
— Мы проходим части тела — на тот случай, если в Италии у кого-то из нас случится сердечный приступ или какая другая хворь. Когда вас привезут в больницу, доктор первым делом спросит: «Dov'e il dolore?» Знаете, что это означает?
— Нет, не знаю. Я же не учу итальянский. Ну, спросит врач «Dov'e il dolore?» И что это значит?
— Это значит: «Где у вас болит?» А вы ему в ответ…
— «Dov'e» — это «где»?
— Да, наверное, потому что мы еще учили «Dov'e il banco?»
[69]
и «Dov'e il albergo?».
[70]
Да, наверное, вы правы, «dov'e» означает «где».
Лэдди был чрезвычайно доволен, словно он только что сделал невесть какое открытие.
— Вы женаты, Лоренцо?
— Нет, синьор, боюсь, я не гожусь для этого. Сестра говорит, что мне лучше сосредоточиться на бильярде.
— Ну, старина, разве обязательно выбирать между женитьбой и бильярдом? Эти вещи вполне можно совмещать.
— Можно, только если человек умен и руководит целой школой, как вы. А у меня вряд ли получится делать несколько дел одновременно.
— У меня это тоже не очень хорошо получается, Лоренцо, — грустно покачал головой мистер О'Брайен.
— Значит, вы тоже не женаты? А я-то думал, что у вас уже взрослые дети, — сказал Лэдди.
— Нет, я не женат.
— Может, учитель — это вообще такая профессия, которая мешает людям жениться? — предположил Лэдди. — Мистер Данн, который руководит нашей группой, он ведь тоже не женат.
— Вот как? — насторожился Тони О'Брайен. Это было что-то новенькое.
— Точно-точно. Но я думаю, что у него роман с Синьорой. — Лэдди оглянулся по сторонам, не слышит ли кто-нибудь. Произносить подобные вещи вслух казалось ему верхом вольнодумства.
— Что-то мне в это с трудом верится, — Тони О'Брайен был поражен.
— Мы все так думаем. И Франческа, и Гульельмо, и Бартоломео, и я — мы много раз обсуждали это. Мистер Данн и Синьора постоянно смеются, когда разговаривают, а после занятий вместе уходят из школы.
_Ну, что ж… — неопределенно сказал Тони О'Брайен.
— Здорово, правда? — спросил Лэдди. Он любил, когда у других людей все хорошо.
— По крайней мере, интересно, — покачал головой Тони О'Брайен. Он всего лишь хотел побольше узнать о вечерних курсах, чтобы продемонстрировать грании свою заинтересованность, и такое услышать никак не ожидал. Сейчас он мучительно размышлял: что это — наивная болтовня великовозрастного простака или правда? Если правда, то дело принимает интересный оборот. Будучи сам вовлечен в, мягко говоря, интрижку на стороне, Эйдан Данн не будет иметь морального права чересчур строго отнестись к отношениям между своей дочерью и Тони О'Брайеном. В конце концов, Тони О'Брайен — холостяк и ухаживает за незамужней женщиной. Он никому не изменяет, его не в чем упрекнуть.
