Щеки Фионы стали свекольного цвета. Их ложь была раскрыта.
— Это не так! Может, когда-то он и был таким, но давно изменился. Наши отношения продолжаются уже довольно долго. Правда, мы с ним не общались после того, как он стал директором школы. Я думала, он обманул нас — и тебя, и меня, — а он доказал мне, что я ошибаюсь. И теперь у нас все хорошо.
— Неужели? О Боже святый!
— Да-да! Он хорошо к тебе относится. Более того, просто восхищен курсами итальянского языка, которые ты создал!
— Я знакома с парнем, который посещает эти курсы, и он от них тоже в восторге, — пропищала Фиона, но по взглядам, которыми ее одарили присутствующие, поняла, что эта реплика не принесла успеха.
— Он очень долго убеждал меня в своей искренности, папа. Я была целиком на твоей стороне и не хотела иметь с ним ничего общего. А потом он все же сумел доказать мне, что мы не враги.
— Не сомневаюсь, что он «убеждал» тебя очень долго. Наверное, дня три, да? Я не ошибаюсь? В свое время он сам хвастался мне, что умеет уговорить женщину максимум за три дня. Ты слышишь меня? Он похвалялся тем, как замечательно у него получается затаскивать в постель молоденьких девушек!
— Сейчас все иначе, папа! Поверь мне! Он изменился!
— Только потому, что он теперь обитает не в учительской, а в отдельном кабинете, в своем персональном тронном зале, и считает себя наместником Всемогущего Господа на земле!
— Но, папа, ведь директорский кабинет был «тронным залом» всегда, даже когда там сидел мистер Уолш!
— Тогда все было по-другому. Мистер Уолш был достоин своей должности.
— А разве Тони ее не заслуживает? С тех пор как он стал директором, школу не узнать! Ее покрасили, школьный двор убрали… Он запустил новые проекты, выбил деньги на цветник, на твои, между прочим, курсы итальянского, организовал родителей, и те добились, чтобы школьные автобусы ходили регулярно!
— А-а-а, я вижу, он здорово тебя подготовил…
— Мама, а ты-то что молчишь? — повернулась Грания к матери.
— А что мне говорить? — передернула плечами Нелл. — Разве мое мнение тебя волнует? Все равно ты поступишь по-своему.
— Я хочу, чтобы вы поняли: это и для него очень непросто. Он уже давно хотел вам обо всем рассказать, поскольку считал непорядочным держать все в секрете, но я не была к этому готова.
— Ну да, конечно… — В голосе отца явно слышалось презрение.
— Честное слово, папа! Он часто говорил мне, что испытывает боль, каждый день встречаясь с тобой и зная, что он носит в себе тайну от тебя.
— Ах, горемыка! Бедная, мятущаяся душа!
Они еще никогда не слышали, чтобы в голосе отца звучала такая горечь, такой испепеляющий сарказм. Его лицо перекосила ядовитая усмешка.
Грания расправила плечи.
— Мама права, — сказала она. — В конце концов, мне двадцать один год, я совершеннолетняя и вольна поступать так, как мне вздумается. Но мне хотелось сделать это… ну, с вашего благословения, что ли.
— А где же сам сэр Галаад?
[73]
Почему он не удостоил нас чести явиться сюда и снизойти до нас, букашек?
— Он на улице. В своей машине. На тот случай, если это будет необходимо… — Грания прикусила губу. Она с самого начала знала, что они не захотят его видеть. Так и получилось.
— Нет, — сказал отец. — В этом нет необходимости. И вот что еще, Грания. Я не дам тебе благословения, о котором ты просила. Твоя мать сказала правильно: ты все равно поступишь по-своему. Так что же зависит от нас? Ничего! Значит, и все эти разговоры ни к чему.
Встрепанный, красный от злости, Эйдан встал из-за стола и вышел. Через несколько секунд на первом этаже грохнула дверь его комнаты.
Грания посмотрела на мать. Нелл Данн передернула плечами.
— А чего ты ожидала? — спросила она.
— Но Тони в самом деле любит меня!
— Может, любит, а может, и нет. Но неужели ты полагаешь, что это имеет хоть какое-нибудь значение для твоего отца? Случилось так, что ты выбрала себе единственного из целого миллиарда мужчину, которого твой отец никогда не примет. Никогда!
— Но ты… Хоть ты-то меня понимаешь?
Грании было очень нужно, чтобы хоть кто-то ее поддержал!
— Я понимаю одно: он — именно тот человек, который тебе сейчас нужен. Что тут еще понимать?
Лицо грании застыло, словно выточенное из камня.
— Спасибо, мама. Ты мне очень помогла. — Затем она перевела взгляд на свою сестру и подружку. — И вам тоже большое спасибо. Что бы я без вас делала!
Бриджит буквально взвилась от столь несправедливого обвинения:
— А чего ты ждала? Что мы упадем на колени и скажем родителям, что вы с Тони созданы друг для друга?
— Я пыталась сказать, что он — хороший, — проблеяла Фиона.
— Да, я помню. — Грания была мрачнее тучи. Она поднялась из-за стола все с тем же каменным лицом.
— Куда ты собралась? — спросила Бриджит. — Только не иди к отцу, его не переубедить.
— Нет, к отцу я не пойду. Я хочу собрать вещи, а потом поеду к Тони.
— Если он так безумно влюблен в тебя, он просидит в машине и до завтра, — сказала Нелл.
— Но я не хочу больше здесь оставаться, — парировала Грания. — Я не сознавала этого до последней минуты, но я никогда не была здесь счастлива.
— А что значит — «счастлива»? — спросила Нелл Данн.
Ответа не последовало. В молчании они слушали, как Грания направляется по лестнице в свою комнату, чтобы упаковать чемодан.
В машине, припаркованной у тротуара, сидел мужчина, мучаясь неизвестностью и строя всевозможные догадки относительно того, что происходит в эти минуты в доме. В окнах спальни он заметил какое-то движение и теперь размышлял над тем, хороший это знак или дурной. А затем он увидел, как из дома вышла Грания с чемоданом в руке.
— Поехали домой, детка, — сказал он ей. А она разрыдалась и долго плакала, уткнувшись лицом ему в плечо — точно так же, как, казалось бы, еще совсем недавно, будучи ребенком, плакала, уткнувшись в плечо отца.
Фиона еще не один час размышляла о событиях того вечера. Грания всего на год старше, откуда же у нее столько смелости, чтобы так бесстрашно бросать вызов родителям? По сравнению с драмой, разыгравшейся в жизни подруги, ее собственные проблемы казались ей мышиной возней. Сейчас перед ней единственная задача: предпринять что-нибудь для того, чтобы наладить отношения с Барри, закрепиться в его жизни.
Уже засыпая, она решила, что подумает об этом завтра утром, придя на работу.
Если ты работаешь в больнице, то всегда можешь купить в цветочном ларьке дешевые цветы: в конце дня полуувядшие букеты распродавались буквально за гроши. Фиона купила маленький букетик фрезий и прикрепила к нему записку со словами: «Для Нессы Хили. Желаю скорейшего выздоровления», — и когда ее никто не видел, оставила цветы на столе дежурной медсестры в отделении, где лежала мать Барри. И почти бегом вернулась в свой кафетерий.
