Родители Кэти смеялись над Фрэн, мол, все остальные дети учат уроки за кухонным столом и вполне этим довольны, однако Фрэн считала, что это не годится. Она сама так и не закончила школу, бросив учебу в пятнадцать лет для того, чтобы зарабатывать деньги, и до сих пор страдала от пробелов в своем образовании. На то, чтобы получить нынешнюю завидную должность, у нее ушли годы. Братья дома почти не показывались. Двое из них уехали на заработки в Англию, а третий колесил по дорогам с какой-то поп-группой. Поэтому Фрэн считала своим долгом сделать все возможное, чтобы Кэти добилась большего, нежели все остальные члены семьи.
Иногда Кэти казалось, что она не оправдывает надежды старшей сестры.
— Понимаешь, Фрэн, — говорила она, — я не очень сообразительная. Ну, не выходит у меня схватывать все на лету, как у других. Знала бы ты, как ловко все получается у Харриет!
— Подумаешь, Харриет! — фыркала Фрэн. — Ничего удивительного, ведь ее отец — учитель.
— Вот и я говорю. Ты же столько со мной возишься! Вместо того чтобы ходить на танцы, ты проверяешь мои домашние задания, а я боюсь, что провалю все экзамены и опозорюсь, и это — после всего, что ты для меня сделала.
— Не хочу я ходить на танцы, — со вздохом отвечала Фрэн.
— Почему? Ведь ты еще молодая и вполне могла бы ходить на дискотеки.
Кэти в свои шестнадцать была самой младшей из детей, Фрэн, которой исполнилось тридцать два, самой старшей. В таком возрасте ей уже давно следовало быть замужем и жить в своем собственном доме, как все ее подруги, и все же Кэти не хотелось, чтобы сестра покинула семью. Без Фрэн дом опустел бы. Их мама целыми днями пропадала в городе, говоря, что «занимается делами», а на самом деле не отходила от игральных автоматов.
Если Фрэн уйдет, кто станет выжимать по утрам апельсиновый сок и готовить ужин на вечер? Именно Фрэн купила Кэти школьную форму, приучила ее каждый вечер чистить туфли, стирать блузки и нижнее белье. Матери это и в голову не пришло.
Когда пришла пора, именно Фрэн рассказала ей об особенностях женской физиологии и купила первую в жизни Кэти упаковку «Тампакса». Именно Фрэн объяснила сестре, что не стоит торопиться с сексом — лучше подождать и сойтись с человеком, который понравится тебе по-настоящему, нежели ложиться в постель с первым встречным потому, что «так положено».
— А ты дождалась такого человека? — с любопытством спросила сестру четырнадцатилетняя тогда Кэти.
У Фрэн и на этот вопрос был готов ответ.
— Знаешь, я об этих вещах предпочитаю не распространяться, — сказала она, — любовь — это волшебное чувство, и его нельзя обсуждать вслух.
Больше на эту тему они не говорили.
Фрэн водила сестру на театральные постановки, гуляла с ней по Графтон-стрит, где расположены самые дорогие магазины.
— Нужно научиться вести себя с достоинством и уверенно, — объясняла она Кэти. — Мы не должны выглядеть испуганными, как будто у нас нет права находиться здесь.
Фрэн никогда не сказала ни одного худого слова в адрес их родителей. Иногда Кэти жаловалась:
— Мама все принимает как должное. Ты купила ей такую замечательную плиту, а она на ней до сих пор так ничего и не приготовила.
— Ну, и ладно, — отвечала Фрэн.
— Папа никогда не говорит тебе «спасибо», когда ты приносишь ему с работы пиво. А сам он тебе еще ни одного подарка не сделал.
— Я на него не обижаюсь, — отмахивалась Фрэн. — Ему тоже не сладко приходится. Подумай сама, каково это — целыми днями гнуть спину над чужими унитазами и раковинами.
А однажды Кэти с замиранием сердца спросила сестру:
— Ты не собираешься выйти замуж? Фрэн засмеялась.
— Подожду, покуда ты подрастешь, — сказала она, — тогда, может, и подумаю об этом.
— Не боишься, что к тому времени ты станешь слишком старой?
— Нисколечки. К тому времени, когда тебе исполнится двадцать, мне будет только тридцать шесть — самый расцвет для женщины.
— А я думала, что ты выйдешь за Кена, — сказала Кэти.
— Но не вышла же. Кроме того, Кен уехал в Америку, поэтому он уже не в счет, — ответила Фрэн.
Кен работал в том же универмаге, что и она, и был очень энергичен. Мама и папа считали, что Фрэн, конечно, его не упустит. А Кэти вздохнула с облегчением, когда Кен скрылся с их горизонта.
На летнее родительское собрание отец Кэти пойти не смог, сказав, что в этот день будет работать допоздна.
— Ну сходи, папа, пожалуйста, учитель сказал, чтобы кто-нибудь из родителей обязательно был на собрании. Мама не пойдет, она никогда не ходит, а тебе не придется ничего делать — только сиди, слушай и кивай головой.
— Господи, Кэти, я ненавижу ходить в школу! Я чувствую там себя не на своем месте.
— Но, папа, меня же не будут ругать, и тебе не придется краснеть за меня. Я хочу, чтобы учителя знали, что вам не все равно, как я учусь.
— Так и есть, детка, так и есть… Но ты же знаешь, что мама в последние дни буквально не в себе, кроме того, в школе нельзя курить, а она сойдет с ума, если не сунет в рот сигарету. Может, Фрэн снова сходит? Все равно она знает о твоей учебе больше, чем мы оба.
Фрэн, разумеется, пошла и говорила о своей сестренке с усталыми учителями, которым приходилось вести беседы с нескончаемой чередой родителей, подбадривать или, наоборот, предостерегать их.
— Она у вас чересчур серьезная, — сказали Фрэн, — и слишком сильно старается. У нее могло бы получаться лучше, если бы она позволяла себе расслабиться.
— Кэти с интересом относится к учебе, — возражала Фрэн. — Каждый вечер, когда она делает уроки, я сижу рядом с ней, и ни разу не видела, чтобы она хоть чем-то пренебрегла.
— Но она ведь у вас совсем не играет, да?
Мистер Данн, который должен был стать новым классным руководителем Кэти, понравился Фрэн. Он, похоже, знал об учениках все и пытался вникнуть в каждую мелочь. Как ему это удается, удивилась про себя Фрэн?
— Нет, не играет, — вслух ответила она. — Кэти не хочет терять времени на игры и предпочитает заниматься.
— Но детям необходимо играть. — Учитель говорил тактично и искренне. — Мне кажется, ей не стоит продолжать изучение латыни.
У Фрэн упало сердце.
— Но, мистер Данн, она так старается! Сама я латынь никогда не учила, но теперь, чтобы не отстать от Кэти, читаю ее учебник, а она просиживает над ним часами.
— Проблема, видите ли, в том, что ей не всегда удается вникнуть. — Бедный мистер Данн прилагал бездну усилий, чтобы выражаться дипломатично и не обидеть собеседницу.
— Может быть, мне стоит нанять для нее репетитора, чтобы он дал ей несколько частных уроков? Ведь как было бы замечательно, если бы в дипломе значилась еще и латынь! Тогда после школы ей было бы гораздо легче.
