— А нам было приятно с вами, Синьора. Очень, очень приятно! — с энтузиазмом воскликнула Пегги Салливан. Она до сих пор гадала: чем же занималась эта странная женщина раньше, до того, как появилась здесь и поселилась в их доме?
Занятия возобновились в первый вторник января. Вечер выдался холодный, но, тем не менее, группа собралась в полном составе — все тридцать человек, которые записались на курсы еще в сентябре. Это можно было рассматривать как недостижимый рекорд для любых вечерних курсов.
Пришло и начальство: директор Тони О'Брайен и мистер Данн. Их лица светились от удовольствия. Произошло чудо: группа получила подарок. Синьора в ребяческом восторге чуть не хлопала в ладоши.
Кто мог сделать это? Кто-нибудь из студентов? И признается ли он, чтобы вся группа могла его (или ее) поблагодарить? Все до одного были заинтригованы и, естественно, все до одного думали, что это сделала Конни.
— Должна вас разочаровать, но это не я, — смущенно проговорила Конни. — К сожалению, я до этого не додумалась.
Директор сказал, что он тоже рад, но его кое-что волнует. Кем бы ни был щедрый даритель, у него, судя по тому, что следов взлома не видно, есть ключ от школьных помещений, а это недопустимо. Поэтому необходимо сменить замки.
— С точки зрения банковского служащего, это опрометчивое решение, — шутливо проговорил Гульельмо. — Если сегодня неизвестный благодетель подарил нам телевизор, кто знает, возможно, через некоторое время мы найдем здесь музыкальный центр?
— Вы бы удивились, узнав, как много в городе ключей, которые подходят к разным дверям, — заметил Лоренцо, который на самом деле звался Лэдди и служил гостиничным портье.
И вдруг Синьора подняла глаза и посмотрела в глаза Луиджи. Тот отвел взгляд в сторону. «Только бы она ничего не сказала! — вертелось у него в мозгу. — Только бы не сказала! Из этого ничего, кроме вреда, не выйдет!» Лу не знал, то ли он молится Всевышнему, то ли просто бормочет про себя, но он страстно этого желал. И, похоже, его мольбы были услышаны. Через пару секунд Синьора тоже отвела глаза.
И вот начался очередной урок. Сначала студенты повторяли пройденное. Выяснилось, что они многое забыли, и, чтобы отправиться в долгожданную поездку в Италию, предстоит еще как следует поработать. Пристыженные, студенты вновь стали разучивать фразы, которые так легко давались им перед двухнедельными каникулами.
После окончания урока Лу попытался ускользнуть незамеченным.
— Ты не хочешь помочь мне с коробками, Луиджи? — окликнула его Синьора. Взгляд ее был прям и тверд.
— Scusi, Signora,
[58]
я забыл.
Они вместе перенесли коробки в кладовку, в которой теперь никогда уже не будет храниться ничего опасного.
— Я хотел спросить, Синьора, мистер Данн, гм, проводит вас домой?
— Нет, Луиджи, но я тоже хотела тебя кое о чем спросить. Ты ведь близок со Сьюзи, у родителей которой я снимаю комнату? — Ее лицо оставалось непроницаемым.
— Ну конечно, Синьора, мы же с ней помолвлены, и вы об этом знаете.
— Да, именно об этом я и хотела поговорить с тобой: о вашей помолвке и о кольце. Оно необязательно должно быть с изумрудом, Луиджи. По крайней мере, с настоящим изумрудом. Вот что мне кажется странным.
— О чем вы говорите, Синьора! Настоящий изумруд? Вы, должно быть, шутите, ведь это обыкновенная стекляшка!
— Это изумруд. Уж я-то в них разбираюсь. Мне нравится к ним прикасаться.
— Сейчас научились изготовлять такие подделки, которые не отличишь от настоящих драгоценностей.
— Это кольцо стоит тысячи фунтов, Луиджи.
— Послушайте, Синьора…
— А этот телевизор стоит согни. Может быть, даже тысячу.
— Что вы такое говорите!
— Я жду, что скажешь ты.
Еще ни одному преподавателю не удавалось заставить Лу Линча ощутить себя до такой степени растерянным и пристыженным. Ни отцу, ни матери, ни священнику было не сломить его волю, а тут он вдруг панически испугался, что эта странная молчаливая женщина перестанет его уважать.
— Дело в том… — начал он. Синьора молча ждала.
— Видите ли, все уже в прошлом. Что бы там ни было раньше, больше это не повторится.
— Скажи, этот чудесный изумруд и прекрасный телевизор — они ворованные?
— Нет-нет! — заторопился он. — Этими вещами со мной расплатились люди, на которых я работал.
— Но теперь ты уже ни на кого не работаешь?
— Нет, клянусь вам.
Лу отчаянно хотелось, чтобы она ему поверила, и это отчетливо читалось на его лице.
— Значит, больше — никакой порнографии?
— Никакой чего?..
— Дело в том, что я заглядывала в эти коробки, Луиджи. Я так переживала из-за наркотиков в школе, из-за Джерри, маленького брата Сьюзи… Я боялась, что ты хранил их в кладовке.
— Это были не наркотики? — почти беззвучно выдохнул Лу.
— Нет. Судя по омерзительным картинкам на коробках, это были порнографические фильмы. Столько конспирации, столько суеты, чтобы привозить и вывозить их отсюда! Так глупо! И все же молодым ребятам эта гадость способна принести немало вреда.
— Вы просматривали их, Синьора?
— Вот еще! У меня нет видеомагнитофона, но даже если бы он был…
— И вы никому ничего не сказали?
— Я уже много лет живу, никому ничего не говоря. Это вошло у меня в привычку.
— А про ключ вы знали?
— До этого дня — нет. Но сегодня я вспомнила ту чепуху с брелоком в виде совы. Зачем он тебе понадобился?
— Накануне Рождества здесь осталось несколько коробок, — виновато промямлил Лу.
— А телевизор?
— Это долгая история.
— Расскажи мне хотя бы вкратце.
— Ну, мне его подарили за то, что я… э-э-э… хранил в нашей кладовке коробки с, гм, кассетами. А принести его к Сьюзи я не мог, потому что… э-э-э… Короче, не мог, и все тут. Она бы все поняла или, по крайней мере, стала бы догадываться.
— Однако теперь ей уже не о чем догадываться, я надеюсь?
— Совершенно не о чем, Синьора!
Стоя с опущенной головой, Лу ощущал себя постаревшим на пять лет.
— In bocca al lupo,
[59]
Луиджи, — сказала Синьора. Они вышли, плотно захлопнув дверь, она для верности подергала ее.
КОННИ
Когда Констанс О'Коннор исполнилось пятнадцать, ее мать объявила все сладкое вне закона. К чаю больше не подавали пирожных, строжайший запрет был наложен на конфеты и шоколад, вместо масла хлеб стали намазывать безвкусным обезжиренным маргарином.
