— Ты толстеешь, милочка, — сказала мама, когда Констанс попыталась протестовать. — Если у тебя будет толстая задница, то и занятия теннисом, и выходы в свет — все это окажется ни к чему.
— Что значит «окажется ни к чему»?
— Это значит, что ты не сумеешь найти себе достойного мужа, — засмеялась мать и, прежде чем Констанс успела что-либо возразить, добавила: — Поверь мне, я знаю, что говорю. Это, конечно, несправедливо, но так устроена жизнь, и уж коли нам известны правила, зачем их нарушать!
— Может, в твое время, мама, в сороковые годы, действительно существовали такие правила, но с тех пор все изменилось.
— Верь мне. — Это была ее коронная фраза. Мать то и дело призывала людей верить ей то в одном, то в другом. — Ничего не изменилось. Что в сороковые, что в шестидесятые, что сейчас — любой мужчина мечтает о стройной, элегантной жене. Только такие женщины могут им соответствовать. Благодари Бога за то, что мы это знаем, поскольку большинство твоих школьных подружек об этом даже не догадываются.
Конни спросила отца:
— Скажи, ты женился на маме потому, что она была стройная?
— Нет, я женился на ней потому, что она была милая, очаровательная, добрая и следила за собой. Если она следит за собой, то будет следить и за мной, рассудил я, и за тобой, когда ты появишься на свет, и за домом. Видишь, как все просто?
Конни училась в дорогой школе для девочек. Мать всегда настаивала, чтобы она приглашала подружек — на обеды, на совместные уикенды.
— Тогда они будут обязаны приглашать тебя в ответ, и ты сможешь познакомиться с их братьями и друзьями, — говорила мама.
— Мама, но это же идиотизм! С какой стати нам разыгрывать из себя великосветское общество! Я буду дружить не с теми, с кем надо, а с теми, с кем мне хочется, вот так!
— Нет, не так!
А когда Конни исполнилось семнадцать, она обнаружила, что общается именно с теми людьми, которых выбирала для нее мать: с сыновьями дорогих врачей, престижных адвокатов и преуспевающих бизнесменов. Некоторые из них были очень занятны, другие — очень глупы, но Конни знала, что все станет на свои места, когда она поступит в университет. Вот тогда она сможет выбирать друзей по своему усмотрению, а не из того круга, который очертила для нее мать.
Накануне своего девятнадцатилетия Конни поступила в Дублинский университет. Она приехала в студенческий городок, обошла его несколько раз и посидела на двух открытых лекциях. Ей хотелось хоть немного привыкнуть к новой обстановке, чтобы не пугаться, когда в октябре начнутся занятия.
Но в сентябре случилось невероятное: умер ее отец. Процветающий дантист, проводящий изрядную часть времени за игрой в гольф, человек, который своей обширной практикой был обязан тем, что являлся партнером в фирме своего дяди, он, казалось, должен был жить вечно. По крайней мере, так говорили все знакомые. Он не курил, выпивал очень редко и по чуть-чуть — только чтобы не выглядеть белой вороной на приемах, занимался спортом. Слово «стресс» было ему незнакомо.
Единственное, о чем никто не знал, так это о его пристрастии к тотализатору. Это стало известно позже, когда всплыли неимоверные долги покойного, когда выяснилось, что дом пойдет с молотка, семья остается без гроша, и Конни поэтому не сможет поступить в университет.
Мать Конни внешне сохраняла ледяное спокойствие. Во время похорон она вела себя безукоризненно, а после пригласила всех к себе в дом, чтобы помянуть усопшего.
— Ричарду это было бы приятно, — сказала она.
По округе немедленно поползли слухи, но вдова по-прежнему держала голову высоко.
Только когда они с Конни оставались наедине, она давала волю чувствам.
— Если бы он не умер, я убила бы его сама! — снова и снова повторяла она. — Я собственными руками придушила бы его за то, что он с нами сделал.
Сердечко Конни было мягче.
— Бедный папа, наверное, ему чего-то не хватало в жизни, если швырял деньги на собак и лошадей.
— Если бы сейчас он имел возможность оказаться лицом к лицу со мной, я показала бы ему то, что он искал!
— Но, будь он жив, он мог бы объяснить свое поведение, поговорить с нами, возможно, даже отыграться.
Конни хотела сохранить добрую память об отце, который при жизни был хорошим, покладистым человеком. Она не бушевала, как ее мать, любимым занятием которой было придумывать правила и законы для всех окружающих ее людей.
— Не будь дурочкой, Конни, сейчас не время для подобной дребедени! Теперь нам осталось надеяться только на то, что ты удачно выйдешь замуж.
— Мама, опять ты за свое! Я не выйду замуж еще очень долго. Мне предстоит учиться, а потом я хочу попутешествовать. Я не собираюсь превращаться в матрону раньше тридцати лет.
Лицо у матери окаменело.
— Усвой раз и навсегда: никакого университета не будет. Кто заплатит за твое обучение?
— И что же мне теперь делать?
— Ты сделаешь то, что должна: будешь жить с семьей своего покойного отца, дяди и братья которого очень стыдятся его позорной слабости. Некоторые о ней знали, некоторые — нет. Но они будут поддерживать тебя на протяжении года, пока ты окончишь курсы секретарш, может быть, научишься чему-нибудь еще, найдешь работу, а потом — как можно скорее! — выйдешь замуж за какого-нибудь подходящего человека.
— Но как же так, мама! Я же хотела получить диплом! Меня уже приняли в университет!
— Теперь это уже не имеет никакого значения.
— Это нечестно! Я такого не заслужила!
— Скажи это своему папочке. Это он с тобой так поступил, а не я.
— Но я могу работать и одновременно учиться в университете!
— Такого не бывает. Кроме того, толпа отцовских родственников не станет тебя содержать, если ты будешь работать уборщицей или продавщицей, а на другую работу тебе рассчитывать не приходится.
Впоследствии Конни думала, что, возможно, ей следовало проявить побольше упорства в достижении своей цели, но уж слишком тяжкие тогда были времена, и слишком туго им всем приходилось.
Как страшно ей было поселиться под одной крышей с почти незнакомыми родственниками! А мать взяла с собой ее братьев-близнецов и уехала к своей семье в маленький городок, который она триумфально покинула много лет назад. Перед отъездом она сказала, что возвращение туда для нее — самая страшная жертва, которой только можно требовать от человека.
— Но почему? — удивилась Конни. — Они наверняка будут относиться к тебе по-доброму — хотя бы из жалости.
— Не нужна мне их доброта. Мне своя гордость дороже. Твой отец лишил меня ее, и этого я не прощу ему, пока буду жива.
На курсах секретарш Конни встретила Веру, вместе с которой училась в школе.
— Мне ужасно жаль, что твой отец потерял все деньги, — сказала Вера при первой же их встрече, и глаза Конни наполнились слезами.
