Водитель внес в дом чемоданы.
— Я так рада… — Наташа тепло обняла тетку. Она очень ее любила.
— А уж я как рада, Наташенька! Я так соскучилась… Федя! Здравствуй, мой дорогой! — Ангелина Андреевна радостно улыбалась.
— Здравствуйте, Ангелина Андреевна!
— Боже, как ты вырос! Совсем уже мужчина. Дай-ка я на тебя посмотрю. Красавец! От девочек-то, наверное, отбою нет?
На Федином лице промелькнула недовольная гримаса.
— Ладно, ладно, не смущайся. Хороший у тебя сын, Наташ. Надо вам с Олегом второго родить.
— Да поздно уже, Ангелина Андреевна, — с едва заметной ноткой сожаления в голосе ответила Наташа.
— Какое там поздно! В твои-то годы… У Олега ведь своих детей не было, с малышами не возился. Может, потому и сидит в нем эта резкость. Он ведь по натуре своей человек очень добрый. Нутро у него хорошее.
Услышав эти слова, Федя криво улыбнулся. Прошли в гостиную.
— Красота! Дизайнер оформлял или сами?
— Дизайнер. У самих руки не доходят.
— Ну очень хорошо! С душой сделано, — Ангелина Андреевна оценивающе осматривала елку. — Наташенька, я пойду посплю немного с дороги, себя в порядок приведу, а потом поболтаем обо всем. И пойдем пройдемся по магазинам. Соскучилась по России — жуть. Олег где сейчас?
— На работе. Он рано уходит.
— Да, да… Как всегда.
Наташа проводила тетку в комнату для гостей. Федя ушел к себе. Наконец можно немного расслабиться. Каникулы!!! И надежда, что хоть Новый год отметят по-человечески и Олег не будет к нему цепляться. А потом — в лагерь. Все равно лучше, чем в одном доме с отчимом.
В предпраздничной суете всем было не до Феди, и, предоставленный сам себе, он наслаждался долгожданным отдыхом и свободой. Напряженные недели учебы, подготовки к конкурсу и репетиций группы вымотали его до предела. Сил не оставалось уже ни на что. Два дня Литвинов просто отсыпался, валялся у телевизора и просиживал за видеоиграми. Благо никто не трогал.
Незаметно приблизилась новогодняя ночь. В одиннадцать вечера все-таки успели сесть за стол. Гостей не приглашали, праздник решили отметить в узком семейном кругу. Мать заставила Федю надеть костюм. Ангелина Андреевна не представляла себе праздник, даже домашний, без вечерних платьев и смокингов. Еле расчесав вечно спутанные кудри, Литвинов спустился вниз. Сел в угол стола, поближе к тетке и подальше от Олега, поправил бабочку, мертвой хваткой сдавившую горло. Ангелина Андреевна с улыбкой оглядела подростка:
— Наташ, ну ты посмотри, как ему костюм идет! На бал можно отправлять. Вот все смотрю на него и не понимаю, как такое сочетание могло получиться: глаза как уголь, черные, но блондин… Ладно, не злись, не буду, — приняв во внимание выражение Фединого лица, тетка тактично не стала развивать тему.
Юноша отвел взгляд куда-то в сторону. Он терпеть не мог, когда тетка начинала подобные разговоры.
Горничная зажгла свечи. По традиции проводили старый год и теперь, за оживленными разговорами, не спеша поглощали изысканный ужин.
Без пяти двенадцать. Разлили по бокалам шампанское…
Под бой курантов Федя загадал только одно, самое важное, но, наверное, несбыточное желание.
— С Новым годом!
— С Новым годом!
Все радостно друг друга поздравили. Началась обычная праздничная суета: пожелания, подарки, тосты, смех, непринужденные разговоры… К Феде пришло ощущение чего-то очень теплого и родного, такое… абсолютное счастье, возникающее, когда тебе хорошо и уютно, рядом близкие и ты с головой погружаешься в маленький и в то же время бесконечный мирок, в котором сейчас праздник. Даже присутствие Олега не могло разрушить это волшебное чувство. Почему-то и Олег воспринимался сейчас как часть этой совершенной, удивительной системы, называемой «семья».
— Федя, ну-ка расскажи мне, как твои занятия музыкой? — спросила Ангелина.
— Ты ведь музыкальную школу уже окончил, наверное?
— Окончил. Но сейчас еще в восьмом классе остался.
— Вот это правильно. Дальше планируешь учиться?
Федя мрачно взглянул на Олега, тот счел нужным вмешаться:
— Ангелина, ну что он с этой музыкой заработает! Нищенская, бесперспективная специальность. Ни о чем.
— А он ко мне переедет, — парировала тетка. — У нас музыканты живут прекрасно. И зарабатывают ничуть не меньше тебя.
Олег промолчал.
— Сыграй что-нибудь, Федя! Порадуй старую тетку, а?
Олег позеленел от злости, но сдержался. Федя, довольный тем, что можно безнаказанно вызвать у Олега неприятные эмоции, быстро поднялся к себе и притащил в гостиную синтезатор. Сейчас почему-то все воспринималось немного иначе, чем обычно, и Федя, сев за инструмент, выдал несколько лучших собственных композиций, добавляя, как всегда, много импровизированных аккордов и пассажей. Когда отзвучал последний аккорд, юноша взглянул на тетку и увидел слезы в ее глазах.
— Что это за музыка, Федя? — спросила Ангелина Андреевна. — Очень красивая… Почему я ее не знаю?
До Феди только сейчас дошло, что он сыграл. Подросток сильно смутился и тихо выдавил из себя:
— Да это так… моя… музыка…
— То есть… ты сам это написал?!
— Ну да…
Тетка повернулась к Олегу. Тот был несколько удивлен и озадачен. На самом деле он впервые услышал Федину игру, и ему… понравилось. Действительно понравилось.
— Олег, ты, конечно, не музыкант, но сердце-то у тебя есть? — Ангелина строго взглянула на племянника. — Не видишь, что это дар Божий? Наташа… Я вас не понимаю. Я бы давно его в Москву учиться отвезла.
Наташа подняла на сына растерянный взгляд:
— Это написал действительно ты?
Юноша утвердительно кивнул.
— Федя, ты никогда мне не говорил, что пишешь музыку…
— Вот ничего себе! — Ангелина говорила шутливо-строгим тоном. — Мамаша! Хоть немного интересуешься, чем у тебя сын занимается?
— Нет, ну… Они там создали какую-то группу… Федя до ночи пропадает в гараже, а я ведь действительно ни разу не слышала, что они там играют!
— Федя, сыграй-ка еще разок. Пожалуйста.
Вдохновленный успехом, Федя развернулся к клавиатуре. Чуткие пальцы коснулись клавиш, и снова комната наполнилась звуками, которые так долго жили и созревали в сердце, а сейчас воплощались в удивительных, затрагивающих самые глубокие струны души, мелодиях и гармониях… Когда юноша закончил играть, Наташа плакала. Олег, насупившись, машинально передвигал вилкой в тарелке кусок мяса. Вид у него был потерянный и виноватый. У Ангелины Андреевны блестели глаза, она задумчиво глядела на пламя свечи, живописно облепленной стекающими восковыми наростами, точно застывшим снегом.