Федя даже не догадывался, что значил для Тони этот разговор. Слишком увлеченный музыкой, он не замечал, как (по меньшей мере последние полтора месяца их совместных репетиций) девушка все чаще останавливала на нем задумчивый взгляд, и в этом взгляде сквозили не просто дружеские чувства. Тоня давно уже не спала ночами, проливая слезы в подушку. Сегодня она сама решилась сделать первый шаг, а он… просто с нетерпением ждал, когда же они наконец дойдут до ее дома. И даже не видел и не понимал того, что испытывает она сейчас. Невольно выступили слезы.
— Тонь, ты чего? — Федя растерялся.
— Ничего… Все хорошо, — Тоня быстро вытерла предательскую каплю. — Просто в глаз что-то попало.
Дошли. Литвинов несказанно обрадовался.
— Спасибо, что проводил, — Тоня бросила на Федю горячий взгляд, но он даже не обратил на это внимания.
— Не за что. Ну пока!
— Пока.
Тоня вошла в дом, медленно заперла дверь, прислонилась к стене. Долго сдерживаемые рыдания вырвались наружу.
Федя же быстро добежал до остановки, заскочил в автобус и плюхнулся на сиденье. По дороге задумался. Странно: Тоня как будто хотела что-то ему сказать, но так и не сказала. Однако уже через минуту эта тема перестала его занимать, и он снова подумал о Рашевской. Именно о ней он написал эту песню. И лишь о ней думал, когда играл эту музыку.
Федя открыл дверь ключом, тихо прошел через гостиную. Стараясь не шуметь, осторожно стал подниматься по лестнице в темноте. Свет включить побоялся: приход домой в первом часу ночи Олег вряд ли мог одобрить.
Подросток уже почти добрался до верха, как вдруг внезапно щелкнул выключатель. Глаза заслезились от яркого света. Где-то глубоко внутри словно натянулась струна, готовая порваться в любой момент. В коридоре стоял отчим:
— Ты думал, я не замечу, во сколько ты придешь?!
— Мы репетирова… — Федя прервался на полуслове, осознав, что говорить эту фразу явно не стоило.
— Значит, это была последняя твоя «репетиция»! Будет мне тут еще ночами шляться!
Вышла Наташа, сонная, в халате и мягких тапочках:
— Олег, не надо… — она спустилась к Феде. — Где ты был? Ты знаешь, сколько времени?
— Мам, мы репетировали. Я постараюсь больше не задерживаться.
— Я же говорил, ни к чему хорошему это все не приведет! — снова встрял Олег.
— Ты еще не поняла, что пора уже с этим заканчивать?
— Знаешь, Федя… Если ты так вот будешь домой возвращаться, то мне придется согласиться с Олегом. Ты уроки, кстати, сделал?
— Да, — глазом не моргнув, соврал Федя.
— Ну ладно, иди спать.
Федя быстро проскользнул в свою комнату. Пронесло.
Подросток переоделся, умылся и сел за алгебру. Если завтра контрольную завалит, Олег точно запретит ему появляться в гараже. А этого допустить никак нельзя. Просидев за уроками до половины четвертого, Федя с чугунной головой лег спать, мысленно ругая Тоню последними словами. Ведь надо же столько времени было отнять! И именно сегодня.
На следующей репетиции, когда сделали небольшой перерыв, Федя, сидя за синтезатором, быстро вписывал в свою партию новые аккорды и подголоски, пришедшие в голову прямо сейчас. Тоня, будто невзначай, села рядом. Не отрываясь, смотрела на его руку, молниеносно черкавшую ноты. Феде стало не по себе. Дописав фразу, он вопросительно взглянул на девушку. Та улыбнулась:
— Ты пиши, пиши. Мне просто интересно.
Федю смутил ее взгляд, мысль ушла, и он напрочь забыл, что же именно хотел вставить в следующий такт. В душе вспыхнули злость и раздражение. Какого черта она к нему привязалась?! Федя резко встал, пересел на диван, пытаясь вспомнить, как только что последний отрывок звучал в голове. Но сделать это так и не удалось. Снова подошла Тоня, села на подлокотник:
— Ты извини, я тебя, наверное, с мысли сбила.
«Надо же! Догадалась!» — язвительно прозвучало внутри, а вслух само произнеслось:
— Нет, все нормально. Я просто сам вспомнить не могу.
— Может, попробуем повторить? И все вспомнится…
— Нет, ты знаешь, у меня всегда по-разному получается. Ничего, потом по-другому запишу.
— Я так восхищаюсь твоим талантом.
— Тонь, перестань. Терпеть не могу, когда так говорят, честное слово.
— Почему? Это же правда.
— Тоня, ну не надо! Пожалуйста.
Наступила неловкая пауза. Девушка нарушила молчание:
— Ты, кстати, ходил уже на 4D в кино?
— Нет, не успел еще.
— Говорят, там вообще классно. Может, вместе сходим?
Федя внимательно посмотрел на Тоню. До него начала доходить суть происходящего. И что теперь делать? Отказать неудобно… А ей удобно вот так вот навязываться?!! В замешательстве, Литвинов молчал, не зная, что ответить. Тоня это поняла, покраснела и быстро сказала:
— Я… имела в виду мы… все вместе можем сходить… с ребятами…
— Да… наверное… — юноша впервые был в подобной ситуации и сейчас не представлял, каким образом вести себя с Тоней. Она хорошая девчонка, она классная, поет великолепно, но… Литвинов стопроцентно знал: встречаться с ней он не будет. Она не заслужила, чтобы ее так обманывали. В сердце Феди не осталось места. Пусть не было взаимности. Все равно он любил. Безнадежно, но слишком глубоко и сильно. Он все равно не мог справиться с этими чувствами и давно уже научился жить с ними, давая им волю лишь в своей музыке.
Федя вдруг заметил, что уже долго и задумчиво смотрит на Тоню. В растерянности опустил глаза. Девушка же поняла этот взгляд совсем по-другому, и в ее душе вспыхнула надежда. Молчание затянулось. На помощь пришел Денис:
— Пойдемте дальше репетировать! Хватит уже, отдохнули.
Со вздохом облегчения Федя вернулся за синтезатор.
Вечером Федя с Денисом остались вдвоем, отдельно прорепетировать новую песню и распределить подголоски между гитарой и синтезатором. Кремлев был рассеянный и нервный. Работа шла туго. В конце концов Федя не выдержал:
— Дэн, слушай, что с тобой? Давай, может, на завтра отложим? Все равно сегодня толку мало.
Денис тяжело и напряженно молчал минуты две. Наконец выдавил:
— Федя… я вижу… — он поднял глаза на Литвинова и заговорил твердо и решительно, — у вас с Тоней начинаются другие отношения, и…
— Денис, какие отношения?!! — Федя вспыхнул.
— Я не слепой. Понимаешь, я… мне очень нравится Тоня. И… — Денис каждое слово произносил через силу, в любую минуту готовый взорваться.
Федя выдохнул. Ни фига себе, ситуация! Ну что за ерунда, в самом деле! До Литвинова дошло: лучше прямо сказать Кремлеву все как есть.
