— Ты сам-то чего хочешь? — повернулась Наташа к сыну.
Федя вспомнил предыдущий тур Игры и улыбнулся. Жизнь задает ему те же вопросы. Но теперь он точно знает ответ.
— Мам, мне, конечно, хочется дальше заниматься музыкой. Только… Именно в группе я чувствую себя на своем месте. Мне это больше нравится, чем классика. Если бы мне дали возможность выбирать только так, как я хочу, я бы в консерваторию на композиторский пошел и в группе продолжал бы играть.
— Может, так и сделать? — задумчиво сказал Олег.
Феде казалось, что он сегодня завтракает не в своей семье.
— Наташ, — продолжил отчим, — в этой школе обучение можно продолжить еще на два года?
— Думаю, можно будет договориться.
— Ты школу, главное, окончи, одиннадцать классов. Музыкой занимайся параллельно. А дальше сам уже решишь, куда тебе будет лучше поступать.
Федя смотрел на отчима, глубоко задумавшись. В их непростых отношениях явно произошел перелом, и юноша не мог понять, что именно здесь сыграло свою роль: то ли запись, сделанная в лагере, то ли тот приезд Ангелины, то ли конкурс… Но все равно он не мог чувствовать себя рядом с этим человеком хорошо и спокойно. Все равно оставалось незримое напряжение, точно постоянное ожидание удара. Как бы много ни изменилось, не было доверия, и оно физиологически не могло сейчас возникнуть. Федя отодвинул тарелку, пробормотал: «Спасибо», встал из-за стола и поплелся наверх, за сумкой.
Тоня сидела в гостях у Рашевской.
— Бочков опять вчера сцену закатил, — Ирина оторвала от ногтя наполовину отклеившуюся стразу.
— Все не успокоится? — Тоня удобно устроилась на мягком диване, положив стройные ножки на подлокотник.
— Тонь, ты не представляешь, как он меня достал. Он когда вышел из больницы? Где-то месяц назад?
— Вроде да.
— Короче, мне этот месяц смело можно из жизни вычеркнуть. Кстати, забыла тебе сказать: я вчера sim-карту поменяла, — Ирина достала из сумочки, валявшейся на полу, мобильник, набрала номер. В Тониной сумке зазвонил телефон. — Ну вот, — Рашевская сбросила звонок. — Ты меня в память забей потом.
— Из-за него?
— Естественно.
— Так внесла бы его в черный список и все.
— Я его давно туда внесла. Он мне теперь с разных номеров звонит. То ли просит у кого-то, то ли симки новые покупает. А, подожди! Я тебе показать хотела, — Ирина нашла нужную sms-ку, протянула Тоне телефон. — На вот, почитай. И перед этой еще штук пять.
Тоня с улыбкой листала сообщения. Наконец вернула телефон Ирине:
— Жуть. Я бы тоже симку сменила.
Рашевская перевернула смартфон, опустив на него рассеянный взгляд; тонкие пальцы быстро заскользили по сенсорному экрану.
— Удаляешь? — машинально спросила Тоня.
— Не хранить же… Я их оставила только чтобы тебе показать.
— Не боишься? Вдруг действительно что-нибудь с собой сделает?
— Тонь, не болтай ерунду. Это все только слова и ничего больше. Я его уже хорошо изучила.
— Он тебя любит.
— И поэтому я обязана его любить? Я ему ничего не обещала, и вообще у нас с ним ничего не было.
— Ну вы ж целовались…
— Не напоминай. Это, конечно, не всегда было гадко… Но вот когда он меня поцеловал в лагере… после той вечеринки, помнишь?
— Такое забудешь…
— Как это называется, «французский поцелуй»? Когда с языком? Меня, короче, чуть не вырвало. Так противно почему-то стало. Я потом раз пять зубы почистила. И еще… — Рашевская умолкла, не закончив фразу.
— Что «еще»?
— Да… — Ирина колебалась, не зная, стоит ли рассказывать подробности, — неважно.
— Приставал?
— Ну, в общем, да. И очень настойчиво. Я даже не ожидала от него такого. Мне тогда довольно резко пришлось ему ответить, чтобы он элементарно понял, что я не хочу. Он, правда, потом долго прощения просил, — Ирина перевела дыхание. — Знаешь, меня папа учил не принимать никаких решений, пока не остыли эмоции. Поэтому я ничего ему не сказала, но уже в тот день все решила.
Тоня усмехнулась:
— Слушай, а ты вообще ему говорила когда-нибудь… ну, будто ты его любишь?
— Ни-ког-да! — отрезала Рашевская. — Я, наоборот, пыталась всегда дистанцию сохранять. А то, что он там себе напридумывал, — это его проблемы.
— На фига ты тогда вообще с ним встречалась?
— Сама не знаю, — Ирина нервно встала с кресла, подошла к окну, оперлась о подоконник, глядя куда-то вдаль. — Сначала он мне нравился, а сейчас… видеть его не могу.
— А мне его жалко.
Рашевская повернулась к Тоне:
— Ты ведь сама уже прекрасно поняла, что он из себя представляет.
— Что-то мне подсказывает, что не только в этом дело.
— Может быть, — загадочно улыбнулась Рашевская.
— Не поделишься с лучшей подругой?
— Нечем пока делиться, — Ирина отвела в сторону взгляд.
Тоня вдруг поняла, что настал лучший момент для разговора, который она давно уже обдумывала. Наверное, пора решиться. Вспыхнуло непривычно сильное волнение. Тоня убрала ноги с подлокотника, откинулась на спинку дивана. Перевела дыхание, не зная, как начать.
— Тонь, ты чего? — Ирина вернулась в кресло, забралась в него с ногами.
— Да просто… Я давно уже хотела с тобой поговорить… — девушка умолкла, тщательно формируя в голове фразу.
— Ну давай, рассказывай уже, — в голосе Рашевской звучали нетерпеливые нотки.
— Ирин, понимаешь, мне очень нравится один парень, — решилась наконец Тоня.
— Даже больше, чем нравится.
— Это же классно, — Ирина улыбнулась. История обещала быть интересной.
— Не классно, — Тоня опустила глаза. — Он любит тебя. И любит уже давно.
— Что?! — удивлению девушки не было предела. — Тонь, что за глупости…
— Это не глупости. Ирин, ты пойми, я не с претензией это говорю, я просто хочу понять, как ты к нему относишься. Мне очень важно это знать.
— Тонь, подожди… Ты про Бочкова что ли?
— Да причем тут Бочков…
— Нет, ну а кто тогда?!
Тоня внимательно посмотрела на Рашевскую:
— Ты же сама прекрасно понимаешь.
— Тоня, я действительно не понимаю! Хватит уже загадками говорить.
— Ирин, я… о Литвинове говорю.
— О ком?! — девушка моментально справилась с нахлынувшими эмоциями, но Тоня успела заметить и слишком радостную улыбку, и замешательство, и огромное волнение, которое Рашевская тут же попыталась тщательно скрыть. — Тоня, с чего ты это взяла?! Мы с ним даже толком не общались ни разу, — голос Ирины сильно изменился, как ни пыталась она говорить с прежней интонацией.
