– Я менестрель, – пожала плечами девчонка, – где ты видел менестреля, поющего задаром?
– А в долг? В долг это ведь не задаром?
– Не задаром, – покладисто согласилась Арьята, понимая, что от пения ей уже не отвертеться. Она поудобнее перехватила инструмент, выискивая в памяти песню, подходящую нынешней обстановке. Прижала аккорд, перебрала пальцами по струнам, будто утверждаясь в правильности выбора, и запела:
Нам в последнюю ночь
Не останется места для страха,
Только нервы струной
Загудят на холодном ветру.
Мы сегодня сыграем ва-банк,
Ну, а там – можно даже на плаху,
На сожженных мостах
Серый пепел остынет к утру.
Мы доверим друг другу
Все то, что еще не сказали,
Выбор сделан, а значит —
Всем пора перейти Рубикон,
Мы дрались исступленно —
Ни шрамов, ни ран не считали,
Только время пришло —
Нужно сердце поставить на кон.
Нам в последнюю ночь
Не пристало ошибок бояться,
Сколько жизней подряд
Танцевали на битом стекле?
Это время течет, как песок,
Ускользнувший сквозь пальцы,
Жизнь, надежду, любовь —
Оставляя в холодной золе.
Мы сегодня сыграем на все,
Не заботясь успешным раскладом,
Выбор сделан, друзья, —
Нынче ставки в игре высоки.
Мы рискнем в эту ночь —
Доживем – значит, будет награда,
И решаются судьбы
Мановеньем незримой руки…
Едва отзвучали последние строчки, как из темноты сада, просто перед окном, словно призрак, возник Шири. Бесцельно прошатавшись по саду больше часа, он уже готов был лезть на стену от сложившейся ситуации. Иленка оказалась в опасности по его вине! Нужно срочно что-то делать. Покружив по заросшим тропинкам, Поводырь пришел к выводу: чем скорее они покинут дом Криэ, тем лучше для всех. Едва он уйдет, опасность для Иленки исчезнет, и все образуется само по себе…
От неожиданности Арьята едва не выронила инструмент. Поводырь оперся на подоконник, подтянулся и очутился в комнате.
– Поднимай нашего неженку, и убираемся отсюда, – хрипловато скомандовал он.
– Я все слышу, – обиженно буркнул Эдан, садясь на кровати.
– За тобой гонится разъяренный муж совращенной горожанки? – иронично заломив бровь, поинтересовалась Арьята.
Шири неопределенно дернул плечом, стремясь показать, что сарказм неуместен.
– Тогда в чем дело? Шири, сейчас четвертый час ночи! – прошипела менестрель, спрыгивая с подоконника и надвигаясь на своего верного Поводыря. – Мы не можем вот так, с бухты-барахты, сорваться и уйти, даже не попрощавшись с хозяевами. Это по меньшей мере невежливо.
– Оставишь записку на кухне, – прервал он ее, – а заодно захватишь что-нибудь пожевать.
– Да что случилось-то? С чего ты нервный такой? – не выдержала Арьята. – Из-за Иленки? – Девчонка заглянула ему в глаза. С Шири явно творилось что-то неладное.
– Да, то есть, нет! Daeni…
– Только не говори, будто мэтр Криэ застукал тебя в ее спальне! – в притворном ужасе закатила глаза Смерть.
– Daeni! – взвыл Поводырь, борясь с желанием запустить в менестрельку чем-то тяжелым. – Не до шуток сейчас! Быстро собирайтесь!
– Ладно, ладно, – примирительно замахала руками Арьята. – Не кипятись только.
Глава 7
Иленка в полусне ворочалась на кровати… Невнятные обрывки полудремных видений еще висели где-то на задворках ее сознания. Перевернувшись на спину, девушка нашарила на тумбочке будильник и сонно воззрилась на фосфоресцирующий циферблат. Время близилось к четырем утра. В комнате было душно. Иленка мрачно покосилась на окно: так и есть, закрыто. Пробормотав что-то нелестное в адрес своей забывчивой особы, она нехотя поднялась и направилась к окну. Котенок, дремавший на кресле, вскинулся и недоуменно уставился на хозяйку сонными глазенками. Заклинательница усмехнулась. По возвращении ей пришлось выслушать немало упреков от домового, на чьем попечении осталась неугомонная Фроська. Сама же киса делала невинные глаза, мол, я не я и лошадь не моя. Да терлась о хозяйские ноги, ревниво пофыркивая на домового.
Иленка повернула ручку и распахнула створки, впуская в комнату поток свежего воздуха. На небе занимался восход, а по долине в довольно быстром темпе удалялись от особняка Криэ три подозрительно знакомые фигуры…
– Нет, ну не свинство ли, а? – воскликнула она, отскакивая от окна и заполошно мечась по комнате. – А меня, значит, решили тут оставить?! – Девушка принялась поспешно одеваться, здраво решив, что имеет полное право поучаствовать в расхлебывании заварившейся каши.
Подхватив сумку и перевязь с мечом, Иленка птицей слетела по ступеням в кухню. На столе лежала написанная корявым почерком записка.
«Наверняка, Арьята писала…» – подумала девушка, распахивая холодильник, в котором кто-то уже успел отовариться до нее.
На секунду застыв посреди кухни, она решила, что неплохо будет добавить к Арьятиной записке пару строк от себя, дабы отец не волновался.
– Иля? – вдруг удивленно донеслось от дверей. – Куда это ты собралась?..
…Досточтимый мастер-демонолог Хельги Криэ в эту ночь тоже остро маялся бессонницей. Он то принимался мерить шагами библиотеку, то застывал у окна и всматривался в непроглядную темноту сада. Смурные думы и неясные предчувствия одолевали его, не давая уснуть. Мысли метались между Иленкой и Шайриттой, и, касаясь первой, заставляли сердце сжиматься от дурных предчувствий, а второй – лететь и биться сильнее, как в дни былой юности. Криэ еще раз пересек библиотеку, отчаявшись прийти хоть к какому-нибудь знаменателю. На кухне хлопнула дверца холодильника… Демонолог вздрогнул. Кого там носит в такое время? Хельги поспешил в кухню и едва не столкнулся с дочерью, явно намеревавшейся куда-то улизнуть.
– Иля? Куда ты собралась?
– Прости, пап. – Девушка вьюном проскользнула мимо него, походя чмокнув в щеку. – Спешу! Вернусь не скоро, не волнуйся! – прокричала она, вылетая на крыльцо и устремляясь вдогонку за Арьятой.
– Стой! Стой, оглашенная! – только и успел крикнуть ей вслед Хельги. Иленка уже со всех ног неслась вниз по склону.
– Ну все, кончилось мое терпение! – прорычал демонолог, хватая куртку и кидаясь вслед за дочерью. – Догоню, выпорю как сидорову козу!
– Мессир, стойте! – неизвестно откуда вынырнувшая Шайритта повисла на плече Криэ, пытаясь удержать. – Не волнуйтесь, о ней позаботятся…
– И ты, Брут?! – негодующе воскликнул демонолог. – Что за сговор в моем доме? Ну-ка признавайся!
Клинок отрицательно покачала головой.
