Когда улеглась дорожная пыль, и скрылись из виду последние телеги, Кудыма, Гондыр и Ингрельд, обогнув Городище, вышли на другую дорогу – ту, что вела на север.
Их путь лежал на Мань-Пупу-Нер.
III
Кудыма, Гондыр и Ингрельд двигались налегке. От Городища версты три шли они быстрым шагом, затем свернули с дороги в тайгу и перешли на размеренный бег. Каждый из них имел с собой сложный лук с тридцатью стрелами и запасной тетивой в ту лье – специальном футляре для хранения тетивы и стрел; засапожный нож и топор, без которого в лесу не обойтись. Кудыма был вооружён копьём в человеческий рост, с широким листовидным клинком – самым удобным в тайге оружием; Гондыр прицепил к поясу короткий ромейский меч, а у Ингрельда за спиной находилась его любимая секира, имя которой было «Разящая, как молнии Тора». Доспехами и щитами решили себя не обременять, оставив их на хранение у Угрима, до своего возвращения. Одетые в волчовки, короткие меховые штаны и сапоги из грубо выделанных шкур, с тройной мягкой подошвой, воины быстро и бесшумно скользили по лесу. У каждого за левым плечом висел небольшой мешок, куда были уложены кремень с кресалом, комочек соли в берёзовом туеске, немного муки и небольшой медный котелок. Кудыма положил ещё и шаманский наряд.
Как обычно, к середине месяца кресень
[19]
, тайга опустела. Кое-где еще встречались следы какого-нибудь животного, но все они были старые – зверь ушёл из лесов на поймы больших рек, на открытые горные пастбища – туда, где дул ветер, несущий спасение от неисчислимых мух, слепней, оводов, комарья, полчищ гнуса и мошки. Даже толстокожие кабаны и мохнатые медведи – и те не выдерживали. Крылатая мелочь до язв разъедала веки, ноздри, губы, уши, пах. От неё не спасали и становились бесполезными и сила, и свирепость, и быстроногость. Равнодушно гудящее облако окутывало любого, кто смел хоть на миг остановиться. И грызло, грызло, грызло…
Почти смолкло дневное птичье пение – птицы были заняты другими делами: одни, сидели на гнёздах; другие носили и вкладывали в жадно раскрытые, попискивающие клювы птенцов жуков, червячков и мух. Лишь изредка пропоёт какая-нибудь пичужка короткую трель, да хрипло каркнет пролетающий мимо лесной ворон. И только неугомонная сорока вдруг громко растрещится на весь лес, испуганно поводя чёрными бусинами глаз.
Гондыр с удовольствием придушил бы трещотку, что вилась у них над головами, возбуждённо стрекоча и оповещая всю округу о вторжении в чащобу представителей людского племени.
Парило, словно перед грозой, хотя на небе не было ни одной тучки. Не ощущалось даже слабого ветерка. Белесое, выцветшее небо давило сверху зноем, выжимая из человеческих тел струи пота. Но ноги продолжали привычно нести, интуитивно выбирая верную дорогу. Ни один сучок не хрустнул под подошвой. Три человека беззвучно и быстро передвигались среди одетых седым мхом могучих елей, сладко пахнувших смолой высоких сосен, тянущихся к солнцу прямых лиственниц. Ловко обходили они непролазные груды поваленных деревьев, окна бездонных жадных трясин.
Кудыма на бегу вскинул лук, метнул стрелу с тупым наконечником, употребляемую для охоты на дичь и пушного зверя. Сухо щёлкнула тетива о защитный щиток на левом запястье, грузно свалилась с дерева птица. Не снижая мерного темпа, он на бегу подобрал глухаря и, приторочив полупудовую тушу к своему поясу, засунул стрелу обратно в туль.
Когда почти стемнело, небольшой отряд остановился на берегу какого-то звонкого безымянного ручья. Быстро нарубили толстых сучьев для костра, развели несколько дымокуров. Кудыма разделал глухаря на две части. Одну из них бросили в закипающую в котелке воду, добавив немного муки, соли, пряных травок. Вторую нанизали на прут и зажарили на огне. Пока ели жаркое, подоспело жирное варево. Быстро выхлебали его деревянными расписными ложками, проглотили сочное, доспевшее мясо. Подбросив в дымокуры и в костёр сырой травы, повалились спать. Первым сторожить выпало Гондыру. Повернувшись спиной к костру, чтобы огонь не слепил глаза, воин весь обратился в слух. Ну и что, что они находятся на своей территории? Всякое может случиться. Конечно, таились не слишком сильно, ведь запах дыма всё равно выдал их местонахождение на расстоянии минимум пары верст. Но от лиха можно вовремя увернуться, если его не проспать.
На следующий день повернули на северо-восток. Постепенно характер местности менялся. Начались крутые взблоки и тягуны. А ещё через день перед путниками встали заросшие дремучей тайгой громады гор с торчавшими на хребтах останцами.
Сквозь хаос долин, хребтов, горных ручьёв и речушек Кудыма уверенно вёл свой маленький отряд к цели, на Мань-Пупу-Нер. На восьмой день они вышли к верховью реки Вятки. Теперь предстояло идти её берегами, а затем, по едва заметной тропинке – до капища, расположенного у подножия плато.
К позднему вечеру восьмого дня добрались и до него. Кудыма с Гондыром подошли к сонмищу окольчуженных деревянных идолов, вкопанных в землю полукругом. У их подножия лежали принесённые в дар бусы, пушнина, различное оружие. Чудинцы почтительно положили под каждого бога нарядно украшенную ленточками стрелу. Стрела – особый дар. Посвящённая богам, она обретает способность видеть, слышать, мыслить, самостоятельно передвигаться, издали находить врага и доставлять послания. Низко кланяясь, Кудыма и Гондыр отошли назад.
Ингрельд, не желая тревожить чуждых ему богов своим присутствием, подождал товарищей неподалёку.
Лагерь разбили у подножия плато. Договорились, что, пока Кудыма с Гондыром будут общаться с богами, варяг должен трое суток ждать их в лагере. Если же, по истечении установленного срока, они не вернутся, он отправляется в обратный путь с вестью, что боги забрали их к себе.
Духота не спадала. Несмотря на предчувствие грозы, небо в течение всего времени пути оставалось чистым. Все эти дни, с раннего утра и до позднего вечера, оно висело над головой странно блеклой, линялой синеватой тряпкой с огромной каплей яростно-жгучего солнца посередине. А короткой ночью на нём, моргая неверным светом, высыпа́ли яркие, мохнатые звёзды. В эту ночь луна вошла в полную силу и низко плыла над горизонтом огромным, зловещим красным шаром. Было так же душно, как и днём.
Под утро небо стало затягиваться тучами. Их страшные, чёрно-лиловые громады скрыли выползающее солнце. Кругом резко потемнело. Где-то вдали пророкотал гром. Кудыма и Гондыр карабкались вверх по крутому склону. Всё оружие они оставили на попечение Ингрельда, сняв даже бронзовые напёрстки с большого пальца правой руки, которые надевают специально, чтобы не изрезать кожу тетивой при стрельбе из лука. На Кудыме остались только мягкие кожаные сапоги и набедренная повязка. За спиной – тугой свёрток с шаманским нарядом. Гондыр раздеваться не стал. Несмотря на ужасную духоту и небывалую жару, его колотил озноб. Никого и ничего не боявшийся воин сейчас дрожал от страха. Единственное, что приводило его в ужас – это возможность вызвать гнев богов. Ещё никогда и никто из смертных не поднимался на священное плато. Это грозило обращением в камень и вечным, нескончаемым пребыванием на вершине горы, у ног каменных исполинов. Страх липкой паутиной опутывал сознание, делал непослушным сильное и ловкое тело, скользкими, холодными пальцами выворачивал всё нутро. И только слепая вера в мощь Кудымы как шамана, в его рассудительность и ясный ум, в его небывалую физическую силу, а также воинская привычка повиноваться приказу заставляли Гондыра шаг за шагом продвигаться вперёд, вслед за Кудымой.
