Ночью ударили первые в этом году заморозки. Тоненькая паутина инея накрыла белым кружевом поляну, засеребрила листву на берёзах, иголки на елях и соснах. От ручья поднимался пар, и в лесу, меж стволов, и по поляне стлался плотный туман.
Пахло свежестью. Небосклон прочистился, засинел глубиной.
Среди потягивавшихся после сна ватажников Щука нашёл Ингрельда и Гондыра. Свей, раздевшись до пояса, хохоча, разбил в глубокой промоине тонкий ледок, и теперь плескал себе на лицо и плечи ледяную, прозрачную воду, растирая широкие, как двери, плиты своей груди. Валуны мышц вздувались и перекатывались при каждом его движении, валиками сильного пресса блестел мокрый живот. Стоявшие вокруг него воины улыбались. Однако никто из них не рискнул повторить подвиг варяга столь холодным утром.
– Доброе утро, Ингрельд!
– И тебе утра доброго! Не хочешь освежиться? Водичка – чудо!
– Нет, боюсь насморк подхватить. Как я, гнусавя, командовать буду? – улыбнулся Щука.
Свей расхохотался:
– И то верно. Я вот не подумал. Действительно, грянет бой, а у тебя сопли – до земли и обратно. Поскользнёшься ещё.
– Ладно, шутки в сторону. Ингрельд, когда будем проходить около фактории, и если вас, купцов, будут приглашать туда, этого делать не стоит.
– Почему? Я лично не откажусь набить брюхо за чужой счёт.
– Не стоит. Если завяжется беседа – а она завяжется, – кого будут изображать наши восточные купцы? Вдруг там найдётся человек, говорящий по-арабски или по-персидски? Что тогда? Словом, просто издалека приветственно помаши рукой. Пройдём мимо, без задержек. И учти: в крепости всё равно дадут дым. На всякий случай. Но дым дыму рознь. Дадут не тревогу, а предупреждение, что прошёл крупный караван с многочисленной охраной. Если сунемся в крепость беседы беседовать, нашу хитрость на раз раскроют. Тогда пошлют сигнал беды. Из деревни увидят – тут не так далеко. В деревне же – не только воевода с войском, но и посол с охраной. Недалеко – стойбище хазар. Поэтому не дури. Наберись терпения. Всему своё время. Сейчас главное – посольский обоз захватить.
– Да ладно, ладно, понял я.
День обещал быть чудесным. Лёгкий, пока ещё прохладный, ветерок, переносил паутинки, сбивал тяжёлые капли растаявшей росы, сгонял сырой, промозглый туман в ложбинки и овражки. По кустам, по полянам и в лесу звонко зачирикали мелкие птахи, радуясь поднимающемуся солнцу.
Наскоро позавтракав сухарями и, запив их водой из ручейка, люди бодро, с шутками, становились в походную колонну. Всех немного лихорадило от предчувствия жаркой схватки и богатой добычи.
Грязь на дороге за ночь подморозило, и, по сравнению со вчерашним днем, шагалось легко. Шли слаженно, ровно. Отдохнувшие за ночь кони резвились, готовые в любой момент сорваться и понестись.
Через час дорога вынырнула из леса и пошла обрывистым берегом Камы. Вода серебрилась в лучах восходящего солнца, резала глаза нестерпимым блеском. Лес отодвинулся в сторону, встав синеющей дымкой на расстоянии в три-четыре полёта стрелы, уступая место заливным лугам. Пересекли обходную дорогу вокруг болота. Впереди послышался частый перестук топоров, прерываемый редким уханьем, будто великан со всей силы колотил подошвой чудовищно громадного сапога о твёрдую землю.
Когда наконец-то почти подошли к фактории, то глаза у Волчьего хвоста по мере приближения к ней всё расширялись, пока не стали величиной с блюдца. Не далее как месяц назад на этом месте находился край болота. Теперь же здесь топорщился, точно первый зуб младенца, плотно утрамбованный, крутой холм не менее чем всемеро выше человеческого роста. Щука встревожено поглядел на изумлённоё лицо атамана и негромко присвистнул.
Перед ними, во всей своей красе, действительно предстал крепкий орешек.
X
На холме стоял частокол из плотно подогнанных, ошкуренных вертикальных брёвен. Верхушки были грубо отёсаны, но их острия торчали ровно и грозно, словно зубы дракона. Брёвна в лучах восходящего солнца отливали мягким молочным светом. Пронзительно и сладко пахло смолой, свежей стружкой и дёгтем – всем, чем обычно пахнет любая новая постройка из дерева.
Над главными воротами, которые были обращены в сторону леса, нависала башня с козырьком для лучников. Ещё одна башня возвышалась посредине стены, со стороны реки. Эти стены были пока еще не достроены. Они обступали холм со стороны берегов Камы и леса. В данный момент вбивались брёвна со стороны болота. И хотя было раннее утро, работа уже вовсю кипела. В заранее вырытую лунку вставляли отпиленное по размеру бревно, несколько человек, хватаясь за верёвки, поднимали на распорках тяжёлую бадью-бабу, затем резко ее отпускали. Раздавался глухой, мощный звук: «бум»! И так до тех пор, пока бревно не входило в землю на нужную глубину. Отступив на три шага внутрь крепости, вколачивалось следующее бревно, на две трети пониже первого. Затачивали, вначале грубо, вершину внешнего из них, затем в образовавшееся между ними пространство засыпали и утрамбовывали землю, поверх которой настилали толстые доски, сооружая таким образом площадку для защитников. С такой площадки будет удобно, скрываясь за частоколом, разить стрелами, метать камни, колоть копьями, рубить мечом и топором, а двойные стены, с утрамбованной между ними до состояния камня прослойкой из глины и песка, невозможно ни поджечь, ни пробить тараном, ни разбить из камнемётов.
Землю, глину и песок для возведения холма и прослойки для стен забирали шагах в ста отсюда, на месте бывшего заливного луга, отчего на месте луга теперь глубоким зевом зиял гигантский котлован. Он был ещё сухим, но с приходом весны непременно должен наполниться водой, образовав глубокий искусственный пруд.
На берегу, на сваях, белела новенькая пристань. Франки сгладили часть обрывистого берега реки, шириной шагов в тридцать-сорок, и теперь пологая дорога, разрезая обрыв и пересекаясь с караванным путём, поднималась по холму, где упиралась в стену с башней, далее поворачивала налево и шла вдоль стены до главных ворот.
На пристани разгружались два широких судна. Товар грузили на повозки, волы неторопливо волокли их вверх. Опытным взглядом Ингрельд оценил, что эти судна годны не только для перевозки людей и обычного груза, но способны принять на борт коней. Добрые были корабли – хоть тихоходные, но вместительные и прочные.
Нанятые в окрестных деревнях крестьяне трудились слаженно, дружно, быстро. Очевидно, хорошо им было заплачено, раз так старались. Издали стройка напоминала муравейник: кто рубил деревья, кто распускал стволы на доски, кто тянул либо толкал ошкуренные брёвна в крепость. В воздухе время от времени раздавалась бойкая брань, без которой в таком важном деле не обойтись. А как же иначе? Крякнешь крепкое словцо, глядишь – и работа легче идёт! Да и на душе веселее.
Когда работы закончатся, эта крепость-фактория действительно станет практически неприступной. С двух сторон она окружена болотом, с третьей стороны прудом, с четвёртой – рекой. Таран к стенам или башням подкатить из-за холма невозможно. Даже к главным воротам, ибо дорога идёт там с достаточно большим уклоном. Да и добраться до этих ворот можно только вдоль стены, откуда нападавших просто перестреляют из луков. Камнемёты установить можно только за прудом. Расстояние большое, камни будут бить в стены на излёте, слабо. Большую силу для штурма скопить негде, слишком маленькие площадки для накопления войска, что пойдёт на штурм.
