В предчувствии скорого окончания пешего пути, люди и кони шли бодро, дружно. Все старались поскорее проскочить это унылое место, где с одного бока гнетёт близость заросшего ряской, вонючего болота без конца и края, с другой – пугает своей крутизной речной обрыв, а под ноги стелется слабо просохшая, разбитая бесчисленными конскими и человеческими ногами, узкая лента дороги. Однако жизнь наша состоит из полос чёрных и полос белых. Какая и когда из них наступит – даже богам не всегда ведомо.
XII
Примерно на середине пути дозор наткнулся на встречный караван. При этом караван никуда не шёл – вооружённые люди стояли и сидели, перегородив перемычку. На узкой полоске вблизи болота паслись кони, тюки носильщиков были свалены кучей прямо на дороге. Что-то неуловимо странное было в этих людях. Угрозой и смертью веяло от них.
Старший дозора, опытный и старый воин, всем своим нутром почувствовал опасность, так, что мороз пробежал по коже, вздыбив на ней волосы. Он положил руку на рукоять меча, с тревогой оглянувшись на идущий за ним обоз. Однако, пересилив себя, приосанился, убрал руку с рукояти, вскинул её вверх, привлекая к себе внимание, и властно приказал:
– Отойдите в сторону! Дорогу посланнику Его Королевского Величества Людовика II Немецкого графу Саксонскому!
На него с безразличием взглянул богато одетый купец и, лениво махнув рукой, что-то громко сказал на языке, который дозорные не поняли. Видимо, приказывал отойти людям на обочину и пропустить знатную особу. Действительно, люди сошли на обочину, отойдя на несколько шагов в сторону болота, и развернулись цепочкой вдоль дороги. И такая волна угрозы исходила от этих людей, что дозорные решили придержать коней и дождаться остальных попутчиков, двигавшихся позади них шагах в ста. Старший дозора попытался заговорить со встречными людьми, но тщетно – все угрюмо молчали. Только один из них, тот, которого они приняли за купца, покачал головой; да недобро усмехнулся, поигрывая басовито гудящей тетивой гигантского лука, стоявший за спиной купца лучник в блестящей кольчуге и накинутой поверх неё волчовке. Купец что-то тихо сказал ему, и тот, утвердительно кивнув, прищуриваясь, посмотрел на приближающийся караван.
У дозорного стало вдруг тоскливо на душе.
Как только обоз начал медленно продвигаться вдоль выстроившейся шеренги, Волчий хвост скомандовал:
– Товсь! Стрелы на тетиву! Держать цель! Залп! Залп! Залп!
Сотни стрел в упор накрыли франков. Дико взвизгивали и жалобно ржали искалеченные лошади, вскрикивали и валились на дорогу убитые и раненые люди.
Пятка и три арбалетчика били только по оруженосцам, одетыми в тяжёлые сплошные доспехи. Стрелы, выпущенные из обычных луков, не пробивали доспехи высшего качества даже в упор. Пятка из своего мощного дальнебоя и арбалетчики пытались найти уязвимые места. Но стрелы и арбалетные болты соскальзывали с пластин, лопались, разлетаясь в щепу. Но вот одна из стрел ударила в сочленение доспеха и шлема. Один из оруженосцев с лязгом завалился на дорогу, выронив штандарт, выгнулся дугой и в агонии засучил ногами.
Оставшаяся четвёрка валетов и трое тяжеловооружённых пеших копьеносцев окружили графа, прикрыв его щитами и выставив перед собой тяжёлые длинные копья. Покрытые с боков и спереди кожаными доспехами, металлическим кринетом по гриве и гребню шеи, рыцарские кони представляли собой ходячие крепости. Конь графа имел полный пластинчатый доспех: фланшард, накрупник, кринет, шанфрон и пейтраль
[35]
создавали непреодолимую преграду не только для стрел, но также ударов секир, мечей, топоров и копий.
Двенадцать ещё не сбитых с коней воинов в конце обоза попытались, сгруппировавшись в один кулак, ударить во фланг расстреливающей их цепи, чтобы смять её, заставив сражаться в невыгодных для себя условиях. Происходи это на широком поле – таран из тяжёлых всадников разбил бы, разбросав в стороны, всех на них напавших. Но за стрелявшими лучниками почти сразу начиналось болото, а перешеек был узок и неудобен. Лишь только воины, кинув в карьер коней, сошли с перешейка, как тут же завязли в липкой грязи. Под тонким слоем травы, что протянулась вглубь болота шагов на тридцать-сорок от обочины, скрывалась вязкая жижа. Пеших людей трава ещё худо-бедно держала, но под всадниками лопнула и расползлась. Это была ещё не топь, однако кони сразу же провалились по брюхо и неподвижно встали. Немного загнувшаяся в сторону и отступившая цепь ватажников продолжала спокойно и хладнокровно расстреливать франков в упор. За суматохой боя никто не заметил, как последний франк сумел удержать коня, развернулся и погнал его в деревню за подмогой.
Ещё одним, сумевшим вырваться из зоны обстрела, оказался ростовщик – прикрываясь от ливня стрел другими людьми, он пробирался по самой кромке обрыва. В ужасе раскрыв рот, пихнул коня пятками. За ним следом послушно засеменил мул. Кудыма свистнул, указав Пятке цель.
Лучник вскинул гигантский лук. Выпустил три стрелы. Первая стрела по оперение воткнулась в круп коня. Конь взбрыкнул. Ростовщик выпустил повод мула, и тот продолжил неторопливо семенить по дороге сам по себе. Второй стрелой Пятка поразил коня точно под деревянное седло, в поясницу, третьей – перебил скакательный сустав. Конь, всхрапнув, упал, задёргался и раздавил ростовщику ногу. Тот от боли потерял сознание. Мул пробежал ещё немного и встал.
Вскоре всё было кончено. На дороге и вдоль неё валялись утыканные стрелами люди и кони. Кто-то ещё стонал, кто-то посылал проклятия, кто-то слабым голосом молился. Но всё ещё продолжали щёлкать тетивы, и стрелы с треском расшибались о рыцарские доспехи и щиты. Наконец Волчий хвост воскликнул:
– Прекратить стрелять!
Затем обратился к рыцарям:
– Эй, вы! И этот, как там тебя, граф Саксонский, слушайте меня! Хрен с вами, живите пока. Однако монетами, доспехами, оружием и конями придётся вам пожертвовать в пользу малоимущих, бедных и убогих, – атаман нехорошо усмехнулся; вокруг него злобно рассмеялись ватажники.
Валеты расступились, и вперёд выехал граф:
– Дьявол вас всех забери! Кто ты такой, что позволяешь себе напасть на королевского посланника? И ещё дерзишь при этом! По тебе, разбойник, плачет самая высокая берёза и грубая толстая верёвка без смазки! А ну назовись!
– Если я назовусь, тебе что, легче станет? Хорошо. Будь по-твоему. Я – атаман этих разбойников, по прозвищу Волчий хвост. Решай, граф: либо мы вас сейчас уничтожим, либо свяжем крепко-накрепко и оставим здесь. Пусть без портков, но живых и здоровых. Клянусь честью. Караваны здесь не редкость. Так что, долго комаров кормить не придётся.
– А у тебя, разбойник, есть честь, что ты ей клянёшься?
– Она есть, граф, у тех, кто понимает, что такое честь. Я понимаю. А ты?
– То есть, ты хочешь сказать, что напав на нас неожиданно и расстреляв из луков в упор, ты человек чести?
– Не путай честь и военные хитрощи. Вот ваши рыцари, бароны и попы честью точно не блещут. Мне ли не знать. Я сам бывший франк, а ныне – свободный, вольный человек без родины, – холодно ответил ему Волчий хвост. – Однако разговор наш слишком затянулся. Итак, выбирай.
