Пятью дюймами ниже лежал еще один.
А еще один обнаружился на дюйм ниже первого.
– Вот черт!
– Что такое? – Галиано уставился на меня.
Я направилась к столу с фотографиями, вытряхнула на него конверты и нашла нужные снимки. Вытащив фотографию таза, взглянула в лупу на таинственные пятнышки.
Господи!
Едва дыша, я вглядывалась в каждый дюйм тазовых костей, затем перешла к следующим фотографиям. Всего заметила пятнышек семь.
Меня охватила ярость и тоска, а вместе с ними – все те чувства, что и в могиле в Чупан-Я.
– Не знаю, кто она, – сказала я. – Но, возможно, знаю, почему она умерла.
7
– Слушаю, – сказал Галиано.
– Она была беременна.
– Беременна?
Я взяла со стола первое фото таза.
– Это пятнышко – фрагмент черепа плода. А в блузке – его кости.
– Покажите.
Вернувшись к столу, я продемонстрировала три фрагмента величиной с ноготь.
– ¡Hijo de la puta! Сукин сын!
Я не ответила, застигнутая врасплох его горячностью.
– На каком месяце?
– Точно не уверена. Хотелось бы измерить кости и провести сравнительный анализ.
– Чертов сукин сын!
– Угу.
Через закрытую дверь послышались мужские голоса, затем смех грубо нарушил царившую в комнате мрачную атмосферу.
– Так кто же она, черт возьми? – чуть тише обычного спросил Галиано.
– Девушка-подросток со страшной тайной.
– А папаша, видать, не пожелал становиться семьянином.
– Возможно, у папаши уже была семья.
– Или беременность – лишь стечение обстоятельств.
– Может быть. Если это серийный убийца, он мог выбирать жертвы без разбору.
Голоса в коридоре стихли.
– Пора нанести еще один визит хозяину гостиницы и его жене, – сказал Галиано.
– Не помешало бы заодно проверить окрестные женские клиники и центры планирования семьи. Возможно, она хотела сделать аборт.
– Это Гватемала.
– И то верно. Давайте-ка сделаем фотографии, прежде чем я все это уберу. – Я махнула рукой в сторону блузки.
Через несколько минут появился Хикай. Я протянула ему линейку и показала на кости. Пока эксперт снимал, Галиано переставлял осветительные приборы.
– Как насчет размера?
– Размера?
– Какого она была роста?
– Судя по одежде, среднего или маленького. Если смотреть по местам прикрепления мышц к костям, я бы сказала: фигура довольно изящная.
Я перебрала фотографии, пока не дошла до костей ног.
– Могу оценить рост по бедренной кости, используя для масштаба линейку, но лишь примерно. Вам известен рост четырех пропавших девушек?
– Должен быть в досье. Если нет – выясню.
– Готово, – сказал Хикай.
Достав из рюкзака еще два флакона, я пометила один словами «Останки плода». Затем извлекла кости из-под мышки и рукава, закрыла флаконы и подписала метки.
– Стандартные снимки одежды? – спросил фотограф.
Пока я смотрела, как он движется вокруг стола, в голову вдруг пришла мысль.
– Где берцовая кость и кости ступни, которые были в джинсах? – спросила я у Галиано.
– Диас их тоже забрал.
– И оставил джинсы.
– Он не заметил бы улик, даже если бы они лежали у него под ногами.
– Что вы думаете насчет Лукаса?
– Похоже, добрый доктор не в восторге от поставленной перед ним задачи.
– Мне тоже так показалось. Полагаете, Диас пытается на него давить?
– Я встречаюсь с господином окружным прокурором сегодня днем. – Он развернул и надел темные очки. – И намерен говорить прямо.
Час спустя я въехала в ворота штаб-квартиры ФСАГ. На крыльце стоял Олли Нордстерн: облокотившись о столб, жевал резинку.
Я хотела было дать задний ход, но он метнулся ко мне, словно акула на запах крови.
– Доктор Бреннан! Вы первая в моем списке.
Я вытащила рюкзак из багажника взятого напрокат «аксесса».
– Давайте помогу.
– За последнее время кое-что случилось, мистер Нордстерн. – Накинув лямку на плечо, я захлопнула дверцу и направилась мимо него к зданию. – И сегодня у меня времени на интервью не будет.
– Может, вас все-таки удастся уговорить?
«Может, лучше утопишься в плевательнице»?
– Не сегодня.
Элена Норвильо сидела за одним из компьютеров в бывшей гостиной семейства Менья. Волосы ее скрывал завязанный на затылке голубой шарф.
– Buenos días, Elena.
– Buenos días, – ответила она, не сводя взгляда с экрана.
– Dónde está Mateo?
[29]
– Во дворе, – ответил за моей спиной Нордстерн.
Обойдя стол Элены, я прошла по коридору мимо офисов и кухни и вышла в огороженный стеной дворик. Репортер шел за мной по пятам, словно щенок.
Над краями двора нависала крыша, в середине же он был открыт. Впереди слева располагался бассейн, выглядевший здесь столь же неуместно, как джакузи в ночлежке для бездомных. На поверхности воды мерцали солнечные лучи, окрашивая все вокруг странным голубоватым сиянием.
Площадку под крышей в задней части двора занимали рабочие столы. Под каждым из них стоял пустой ящик, содержимое которого было разложено на столе. Вдоль каменных стен тянулись ряды неоткрытых ящиков. Из-за штабелей выглядывали тропические растения, остатки когда-то роскошных садов Мена.
Луис Посадас и Роза О’Рейли исследовали останки в дальнем конце первого ряда столов. Роза записывала данные, а Луис действовал циркулем, выкрикивая результаты измерений. Хуан Корралес сверялся с подвешенным скелетом, держа в левой руке фрагмент кости. Вид у него был озадаченный. Череп скелета украшала шляпа с загнутыми кверху полями.
Когда я вошла в двери, Матео поднял взгляд от единственного в лаборатории микроскопа. Он был одет в джинсовый комбинезон и серую футболку с отрезанными рукавами. На верхней губе проступили капельки пота.
– Темпе! Рад видеть.
– Как Молли? – спросила я, подходя к нему.
– Без изменений.
– Кто такая Молли?
Матео посмотрел на Нордстерна, затем снова на меня. Глаза его сузились, так же как у Галиано в «Параисо». Впрочем, мог и не намекать – я не собиралась обращать внимание на наглого коротышку.
