Почти белый человек испанского типа чинил, разобрав его до винтиков, турникет. Я спросил человека, как мне добраться до 57-й улицы и Ист-Сайда.
— А как ты попал сюда, мэн? — спросил человек удивленно, оторвавшись от своих отверток и гаечных ключей и оглядывая меня — белого ангела.
Я объяснил ему, что сел не на тот поезд. Хотел попасть на Вашингтонские высоты, а попал… в общем, поведал ему свою историю в нескольких словах.
— И ты пришел пешком от 175-й Иста — сюда?.. — воскликнул человек. — И тебя не ограбили?.. И остался жив… Lucky man, — добавил он с уважением к моей удачливости.
Сменив несколько поездов, уже к рассвету я наконец, обессиленный, ввалился в миллионерский особняк, открыв дверь выданным мне ключом. Я направился прямиком в кухню, достал из бара бутылку «Джэй энд Би», стакан и поднялся на второй этаж в ТВ-комнату. Там я поставил в видеомашину первую попавшуюся кассету и стал смотреть «Желтую подлодку» Битлзов, оказавшуюся на кассете.
Долго я, впрочем, не выдержал этот сироп на экране. Слишком большая порция любви, источаемая «Желтой подлодкой», вдруг сделала для меня фильм необыкновенно противным, и я со злобой выключил ТВ. «Love! Love!» — передразнил я. «Хорошо, обладая миллионами, пиздеть о любви, отгородившись от этого мира любовью — десятью процентами из прибыли, отдаваемыми на благотворительные цели… Love… Ни жители Южного Бронкса, ни даже я с моей 21 тысячей франков не можем себе ее, Love, позволить. Ебал я вашу любовь, ебаные ханжи, Битлз!» И я, допив бутылку, уснул в кресле.
Американские каникулы
Очевидно, прожить жизнь так, чтобы никого не обидеть, невозможно. Я обидел в свое время немало людей. Я уже обидел несколько прототипов, личностей, послуживших мне прототипами для героев моих книг, они уверены, что они на самом деле совсем не такие, какими я «их» изобразил. Одни обещают меня убить, другие подать на меня в суд. Прототипы помягче грозятся просто избить писателя.
Еще я обидел множество женщин. Одна женщина очень обидела меня в этой жизни, и несколько обидели меня несерьезно. Зато я обидел целый батальон женщин. И наверное, придется обидеть еще столько же.
Сегодня я получил письмо из маленького городка в Калифорнии — сухой ответ на мою новогоднюю открытку. Среди десятка аккуратных, но злых строчек были и следующие: «Катрин сообщила мне, что ты не писал, потому что не хотел давать мне „ложных надежд“. Не беспокойся, у меня нет никаких надежд по отношению к тебе, и я, представь себе, очень-очень счастлива в эти дни, счастливее, чем в целые годы».
«Эй-эй, легче, пожалуйста, — подумал я. — Легче. Что я тебе сделал? Обокрал? Ну счастлива, я рад. Я вот, к сожалению, все еще несчастлив».
Я попал в небольшой приморский городок в Калифорнии случайно. Так же случайно я уже попадал в него до этого два раза — в 1978 году на несколько часов только и в 1980 году я переночевал в этом городке две ночи. Может быть, все запрограммировано «у них» там где-то в самом большом компьютере, вместе с конструкциями слона, кита, с генетическим моим кодом вместе запрограммирована и моя судьба, и где и кого мне следует встретить, и в какой городок или столицу приехать.
После интернациональной литературной конференции в Лос-Анджелесе, оставив позади, нужно признаться, с некоторым сожалением, отель «Хилтон», профессоров и литературных «группи», я вместе с двумя приятелями-писателями от нечего делать — впереди было целое лето, деньги у меня были — удалялся в автомобиле на север.
Было чудесное майское утро, солнечная Калифорния была солнечной, в открытое окно автомобиля врывался дикий ветер, сметая даже мой упругий армейский ежик, и жизнь была на подъеме. Тогда же в автомобиле я выкурил последнюю в жизни сигарету и выбросил окурок в окно, чего в пересушенной Калифорнии, с ее частыми пожарами, делать нельзя. 500 долларов штраф. Бросил курить от избытка чувства жизни. От избытка счастья этим майским днем. И не курю до сих пор.
Спустя, кажется, семь часов мы оказались в этом городке. Было уже темно, так как по пути мы останавливались часа на два пообедать в немецком ресторане. Минут через несколько после того, как мы съехали с хайвея номер пять, луч наших фар при повороте вырвал из темноты испуганно застывшее у зеленой изгороди чьего-то дома небольшое грациозное стадо оленей…
Один из двух писателей уже полгода жил в этом городке, но остановиться всем нам в тесной квартире, которую он снимал, явно было бы стеснительно — пришлось бы спать на полу, посему мы, выпив лишь по бокалу вина в его жилище, опять загрузились в машину и отправились к одной из его знакомых, дабы разместиться там на ночлег.
Все эти размещения и передвижения будут скучны тебе, читатель, ты сотни раз уже читал, наверное, как разъезжают на автомобилях по Калифорнии писатели или их герои, потому я хотел бы представить тебе лишь самое основное — экстракт происшедшего, то, ради чего я вставил бумагу в пишущую машинку, а именно — мою встречу с Джули, 26, американской девушкой шведско-немецкого происхождения. В результате этой встречи я остался в городке на два месяца и приобрел опыт, которого у меня еще до этого не было, а именно: опыт совместной жизни с необыкновенно «порядочной» женщиной, невероятно положительной, и уравновешенной, и религиозной тоже — в ее апартменте я насчитал три(!!!) Библии. И приобретя этот опыт, я стал еще чуть-чуть грустнее.
Рослая, с простоватым, но красивым лицом, с русыми, как мы, русские, говорим, волосами до талии, она вышла ко мне из темноты, буквально из зарослей, и такую, в летнем платье цветами, в платье-сарафане без рукавов, я затащил ее в мою жизнь, а когда она мне наскучила, я выбросил ее из моей жизни одним достаточно холодным утром в конце июля. И я шел по бетонированному полю местного маленького аэродрома, а она стояла в дверях и посылала мне вслед воздушные поцелуи. У нее было растерянное лицо.
У нас, у живых существ, называемых людьми, естественно, все временно. И только степень временности отличает одну связь от другой, встречу и встречу. Некоторые лица остаются в нашей жизни надолго, другие же всего лишь на момент — на ночь, на неделю, на год. Одни лица нам не хочется отпускать, от других мы избавляемся с облегчением, но в любом случае, оглядываясь назад, я вижу, я вдруг понимаю, что жизнь — это очень грустный бизнес.
Я ввалился в ее жизнь вдруг из ночи, с моим большим шикарным европейским чемоданом, пишущей машинкой и сумкой, полной рукописей. Я устроился спать на диване в ее ливинг-рум, не очень спрашивая ее согласия на это, я спал там шесть ночей один. Ровно шесть ночей понадобилось мне на то, чтобы разрушить добродетель лютеранки в 1981 году и перебраться на седьмую в ее спальню. Шесть ночей требуется на то, чтобы взять крепость между ног очень порядочной женщины сейчас, читатель. Я не знаю, много ли это или мало?
Я никогда не воображал себя Казановой, мне девушка, к которой я сам навязывался на постой, понравилась. Сказать, что я сознательно обманул ее, притворился влюбленным, было бы неправдой. Я приехал в Соединенные Штаты после тяжелой, с несколькими депрессиями, зимы в Париже, с твердым решением в ближайшее же время найти себе постоянную подругу жизни. Джули — учительница, только что (в феврале) сбежавшая от алкоголика, с которым она прожила два года, спасая его, — вполне подходила для этой роли. И в конце июля мне все также было ясно, что она подходила в подруги жизни как никакая другая женщина. Это я не подходил.
