Книга Насвистывая в темноте, страница 16. Автор книги Лесли Каген

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Насвистывая в темноте»

Cтраница 16

— Надеюсь, вашей маме уже лучше!

Когда мы выбежали на аллею, во мне зашевелилась совесть.

— Надо отнести их обратно, — сказала я. — Нехорошо брать чужое.

— Ох, да брось ты! Тоже мне паинька. «Клинекс» — это нам за то, что наша мама, наверное, умирает. Утешительный приз, такой дают женщинам в телевикторинах, которые Хелен смотрела, пока гладила. Помнишь?

Мне сделалось так грустно при мыслях о маме, что я уже не смогла ни словечка сказать про салфетки.

По дороге домой, как Тру и обещала, мы остановились у парковой лагуны. Я прихватила удочку. Мне никогда не удавалось ничего поймать, но все равно нравилось рыбачить — раз в неделю, в тени ивы на берегу. У меня есть фотография, как мы с папой удим рыбу, и мне года три, и дело было у озера близ нашей фермы. Из-за ветра у папы на голове будто маленькие рожки, так дуло в тот день. Мама сказала, на этом снимке ему сам черт не брат, и я решила, что это отличная шутка, смешнее не придумаешь.

— Холл тоже думает, что мама умрет, — сказала я, ковыряясь в грязи у берега в поисках червяка.

Тру нашла в мусорной урне пустой бумажный пакет и спрятала в него свои коробки с «Клинексом», так что теперь сидела на берегу, бултыхая в воде ногами. Эта девчонка просто обожает бегать босиком, а тот ржавый гвоздь, что впился ей в ногу, ничуть не отвадил ее от этой привычки.

— Какой такой Холл? — спросила она.

Тру терпеть не может разговоры про всяких там умирающих и вечно меняет тему, вот как теперь. Но я не поддалась, потому что хотела знать, что об этом думает сама Тру.

— Холл решил, что мама умрет, иначе не приударил бы за Рози в боулинге и не напивался бы до упаду. — Я достала из кармана поплавок и продела через него леску. — Раз уж навещать ее в больнице могут только он и Нелл, может, он и прав. — Я забросила крючок в лагуну прямо сквозь листья ивы. Мне было видно собственное отражение в воде. Лицо плавало примерно в футе от остального тела.

Тру бултыхнула ногами, и я сразу исчезла.

— Ну ты ведь слышала, что говорит Дорис Дэй: Que sera, sera. Это по-французски, знаешь ли.

Тру всего-навсего «насвистывала в темноте». Я готова поклясться, что в душе она скучала по Хелен не меньше меня самой, а уж я соскучилась как никогда. По всей ней. Даже по ее крикам, по ее ломкому пению и по тому, как она наряжалась для похода в церковь по утрам воскресений: вся прямо куколка, краше во всем приходе никого не было. По ее белому платью с отутюженными до остроты складками и по белым туфлям на каблучках. По ее чудесным волосам, собранным сзади у шеи золотой заколкой. Я даже скучала по печальному взгляду, которым она смотрела на меня, когда думала, что я не вижу. И по запаху ее дыхания, и по прикосновению прохладной руки в веснушках к моему лбу.

Я почувствовала, что леску тихонько потянули, но чересчур быстро дернула удилище, и червяка как не бывало.

— Проклятье, — сказала я и повернулась к Тру, которая корчила рожицы своему отражению.

Вот тогда я его и увидела. Расмуссена. Он сидел в патрульной машине, стоявшей у обочины, и разглядывал нас в окно. А когда понял, что я его заметила, сразу газанул и умчался.

— Ты его видела? — Я ткнула пальцем вдаль по Лисбон-стрит. — Расмуссен. Глядел на нас.

Тру подняла голову, но машины уже и след простыл.

— А вот и не Расмуссен. А если и так, чего бы ему на нас глядеть?

Она натянула тенниски и заползла в гущу веток той плакучей ивы. Одно из любимейших летних местечек у Тру. Ей нравилось там сидеть, никто ее не видит, а ей — наоборот, видно всех вокруг, а солнце, падавшее сквозь листву, по ее словам, напоминало о занавесках из бус на веревочках, каких полно в «Пекинском дворце», где как-то зимой мы ели китайское рагу из курицы, Холл в тот день продал ужас как много ботинок. Тру закурила «L&M». Дымок от сигареты, закручиваясь, просеивался сквозь ивовые ветви.

Я уселась на берегу и снова забросила леску в воду, пусть и без червяка. Стала думать, как там живется рыбе, и как мой красный поплавок выглядит из-под воды, и что рыбы думают о том, как он плавает наверху, — в общем, наблюдала за рыбами в точности как Расмуссен наблюдал за нами.

— Господь всеблагой, Иисус, Мария и Иосиф! — заверещала Тру, выбираясь из-под дерева. С чужой тенниской в руке.

— Быть не может… — прошептала я.

Тру бросила тенниску на землю и тыкала палочкой, пока та не завалилась набок. Над самой пяткой мы увидели вышитую розовую бабочку.

— Наверное, это Сары. Смотри, на ней же кровь. Надо рассказать!

А я вдруг подумала, что Расмуссен вовсе не за нами следил. Может, он дожидался, пока мы уйдем, потому что вчера вечером перед сном вспомнил про эту тенниску с бабочкой на пятке, которую случайно оставил там, где убивал и насильничал. И сегодня вернулся за нею. Шнурок все еще завязан. И капли крови кажутся игрой «Соедини все точки».

— Точно Са́рина, — сказала я, разглядывая тенниску.

— Тебе-то откуда знать? — удивилась Тру.

— А чья еще она может быть?

— Ой, да брось ты. Чья угодно. Ну, скажем… — Только ничье имя ей на ум не пришло, и Тру принялась отряхивать листья с шортов. — И вообще, это, наверное, грязь, а не кровь.

Я точно знала, что без звонка в полицию не обойтись, но это значит, что здесь опять появится Расмуссен. То-то ему радости, верно? Отличная находка: девочка, которую он пытался убить и снасиловать, ковыряется в некстати пропавшем окровавленном тапочке. Двух зайцев — одним выстрелом!

Но потом у меня возникла новая идея. У меня, а не у Тру, идеи у которой возникали куда чаще, потому что это она у нас такая общительная да гениальная. Я поставила тенниску на берег, четко и ровно, чтобы издалека было видать, прямо как в витрине «Обуви Шустера». А потом направилась к аварийной будке, где тумблер для вызова пожарных.

— Сейчас дерну ручку.

Ветер поменял направление, принес сладкий запах печенья с шоколадной крошкой, закрутил маленькие водовороты на поверхности воды. Тру прикрыла глаза, сделала долгий вдох и сказала:

— Не надо. Помнишь, как они разозлились в прошлый раз?

Прошлым летом, ровно год тому назад, я уже дергала этот самый тумблер. Господи, как же орали пожарные, когда приехали и поняли, что никакого пожара и в помине нет. А тумблер я дернула только потому, что Мэри Браун пообещала дать мне за это десять центов. Да и вообще, она у нас все-таки лучшая подруга.

— Пусть они найдут тенниску, — объяснила я. — Это подсказка. Как туфелька в «Золушке». Готова?

Я дернула вниз черный рычажок, Тру подхватила свой пакет, и мы рванули через улицу к гаражу. Спустя примерно три минуты раздался вой пожарной сирены, и тут же на Лисбон свернула машина. Мы с Тру следили, как пожарные спрыгивают на землю, как озираются в поисках дыма. Потом один из них сорвал с головы каску и шварк о землю, а потом воскликнул: «Вот ведь чертовы дети. Уже в третий раз за месяц!» Но, как я и рассчитывала, тут он увидел тенниску на берегу и отправил за ней другого пожарника, пониже ростом, тот подобрал ее, они забрались в машину и укатили. Правда, в последний миг мне почудилось, что толстый пожарник все-таки заметил нас.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация