Тру отошла на шаг и, щурясь, разглядывала «швинн».
— Наверное. Может, нас даже заставят целовать ее. — Сестра зачмокала пухлыми губками. — Эдди ведь пришлось целовать своего папу, прямо в губы. Помнишь?
Папин гроб был закрытым, мама сказала, похороны с открытым гробом кажутся ей изуверскими. Но, появись у меня шанс в последний раз поцеловать папу по-эскимосски, я бы поцеловала. С радостью.
Тут до нас донеслись стук мяча и веселый галдеж. Такие вот звуки, летящие с детских площадок, всегда напоминают мне историю про искушение, которую в классе катехизиса рассказала сестра Имельда. Что-то про сирен, которые заманивают моряков на свой остров.
— Рванули? — спросила Тру.
Я поглядела через улицу. Дети высыпали на асфальт, играли в классики, прыгали через скакалку и уже вовсю затевали игру в «Рыжего разбойника». А поодаль собралась другая толпа — поглядеть на Арти Бюшама и Вилли О’Хару, которые как чокнутые резались в тетербол.
— Не могу. Обещала навестить Венди.
На самом деле ничего такого Венди я не обещала, просто хотелось спуститься в подвал, где всегда прохладно, и написать еще одно письмо маме или вытащить из-под кровати сочинение про благие дела и дописать в нем еще хоть немножко слов. В подвал я спускаюсь, когда хочется побыть в одиночестве.
Тру странно так на меня посмотрела. Обычно, если она хотела пойти куда-то, я обязательно шла вместе с ней. Но сегодня мне было как-то не по себе, да и от Тру я уже устала (прости, папа).
Сестра окинула велик долгим взглядом, улыбнулась еще разок и унеслась на улицу, «конский хвост» так и скачет по спине.
Я убедилась, что Тру добежала до цели, потому что порой сестра бывает ужасно коварной. И иногда тихонько прокрадывается обратно, чтобы последить за мной. Я дождалась, пока она заговорит с инструктором Бобби, наблюдавшим за игрой в тетербол, и только потом направилась к заднему крыльцу.
— Прифет-прифет-прифет, Фалли О-Малли.
От неожиданности я дернулась и стала озираться по сторонам, но Венди нигде не было видно.
— Фалли О-Малли.
Может, мне уже мерещатся голоса, как Вирджинии Каннингем? Но потом я оглянулась — и вот она где. Венди Бюшам качалась на подвешенной к столбам скамейке на крыльце Кенфилдов, словно слыхала, как я соврала Тру, и тут же явилась, чтобы не позволить мне на этой неделе согрешить враньем.
— Иди фюда, Фалли О-Малли, — пропела она погромче.
Венди по большей части поет, а не говорит, что еще раз доказывает: Бог, если что-то и забирает у человека, обязательно дает что-то взамен. Венди почти всегда взаправду счастлива.
Я уже было решила не замечать ее зова и все равно уйти в подвал, спрятаться в свое убежище, но потом вспомнила, что к людям, которым повезло меньше, чем мне, следует относиться с добротой. В последнее время, впрочем, мне самой везло не настолько часто, как должно везти ирландским девочкам.
Я взобралась по ступенькам дома Кенфилдов. Венди раскачивалась изо всех сил, и я поняла: что-то ее гложет. Всякий раз, стоило Венди занервничать, она усаживалась на качели.
— Фалли О-Малли, попка бо-бо! — завопила она, хоть я стояла в двух шагах от нее.
Я оглянулась. Тру разделывала инструктора Бобби в пух и прах в свой разлюбезный тетербол. Инструкторша Барб вместе с Вилли и Арти так и покатывались с хохоту.
— Венди, — сказала я, — перестань раскачиваться, а то еще свалишься, и тогда твоей попке точно бо-бо будет.
Венди послушалась. Тру вечно дразнит меня из-за Венди. По-моему, ей просто завидно, ведь остальные липнут к Тру из-за ее общительности. Тру считает, я нравлюсь Венди только потому, что у меня имя и фамилия рифмуются.
Я уселась на деревянное сиденье рядом с Венди. Она всегда такая чистенькая, потому что миссис Бюшам присматривает за ней особо заботливо. И у нее блестящие черные волосы, точно ваксой намазанные.
— Венди, а где твои туфли и носки?
— Приятно ф тобой штретитфя. — Она потянулась ко мне и неуклюже обняла.
— Ладно, Венди, ну хватит уже, — сказала я, досчитав до десяти. Она обняла меня еще крепче. — Задушишь ведь.
Венди тотчас ослабила захват и положила голову на мое плечо. Волосы у нее пахли шампунем «Прелл».
— Попка бо-бо.
— Это ничего. Моя тоже бо-бо. — Я давным-давно поняла, что если повторять Венди ее же слова, то она скоро перестанет твердить одно и то же как заведенная.
Венди заглянула мне в лицо:
— Прафда?
— Правда.
— Тру? Жлюка? — Она ткнула пальцем в направлении улицы.
— Еще какая.
Моя сестра вопила что-то инструктору Бобби. Слов не разобрать, но она этак недовольно топала ногой. А Бобби дразнил Тру, держа мячик над головой, чтобы ей не дотянуться. С каждой секундой сестра злилась пуще и пуще, того и гляди взорвется. Мне даже взгрустнулось немного: вот я радуюсь, глядя, как Тру не добивается своего, а это ведь плохо — такому радоваться.
— Венди, постарайся хорошенько подумать. Я спрошу у тебя кое-что.
Мне хотелось понять, что случилось на лестнице в погреб Донованов, почему она скатилась по ней. Что сделал с нею Расмуссен? Пусть она и монголоид, но соображает все равно неплохо. Мама говорит, у них бывают разные степени, а Венди просто чуточку, совсем не сильно монголистая.
— Ты готова к первому вопросу?
Она замотала головой, вверх и вниз.
— Как это случилось? — спросила я, указывая на бинты, обмотанные вокруг ее головы.
Венди снова принялась раскачиваться, все сильнее и сильнее. Я притопнула ногой, чтобы остановить качели.
— Венди?
— Моя попка…
— Знаю. — Чтобы заставить Венди слушать, всегда требуется несколько попыток. — А вот эта бо-бо на голове как случилась?
Она глядела на меня, склонив голову набок, совсем как та умненькая собачка с пластиночной обложки. Я опять показала на бинты:
— Это кто с тобою сделал?
— Упала.
— Упала? — возмутилась я, потому что мне хотелось услышать, что это Расмуссен сделал ей больно, и тогда нас стало бы уже двое, и кому-нибудь, возможно, пришлось бы поверить нам. — Ты лучше не ври мне.
Венди расплакалась, это у нее выходило очень ловко, особенно если кто-то повышал голос.
— Моя попка…
— Прости меня, прости… ну, не хнычь. — Я тронула ее за пухлую ладошку. Кто-то покрасил ноготки Венди в арбузно-розовый цвет, а на безымянном пальце красовалось пластиковое колечко из пачки «Крэкер Джек», она его никогда не снимала.
— Это офицер Расмуссен, Венди? Это он тебя толкнул? Поэтому ты упала?
— Веееендииии!..
