Книга Насвистывая в темноте, страница 40. Автор книги Лесли Каген

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Насвистывая в темноте»

Cтраница 40

Это мигом сбило с него спесь.

Он крикнул, чтобы Нелл и Эдди подождали минутку, а затем присел передо мной на корточки.

— Здесь у нас творятся такие вещи, которых ты пока не сможешь понять. Но я обещаю, все кончится хорошо. Просто поверь мне, хоть немного. Постараешься? — Он рискнул положить руки мне на плечи, но я отпрыгнула, а Расмуссен потерял равновесие и упал вперед, на четвереньки. Встав, отряхнул свои брюки и сказал с напором: — Думаю, этим утром нам с тобой лучше поехать в церковь вдвоем. Нужно поговорить.

Он помахал рукой Нелл и Эдди, и они преспокойно уехали, вместе с Этель и Тру, которая улыбалась мне в заднее окно «шеви» 57-го года выпуска, потому что это казалось ей забавным — оставить меня наедине с Расмуссеном.

— Я только заведу Лиззи в дом, — сказал Расмуссен. — А потом придется поспешить в церковь. Мне еще гроб нести.

Такой красивый у него дом. Живописный, я бы сказала. Из красного кирпича, сбоку несколько ив, и белые ставни на окнах, в горшках под которыми растут красные и белые цветки герани.

Надежно заперев щеночка, Расмуссен крикнул мне с крыльца:

— Пойду за машиной, подожди у обочины.

Я застряла меж двух огней. Между дьяволом и глубоким синим морем. Поскольку я собиралась выйти замуж за Генри Питерсона, увиливать от похорон не годилось, даже если повезет меня туда дьявол по фамилии Расмуссен. Так что я послушно зашагала за ним, стараясь не думать о фотографии Джуни на стене его столовой, повторяя снова и снова, что со мной все будет прекрасно, потому что даже Расмуссен не станет убивать и насиловать меня по дороге на похороны. Не бывает настолько испорченных людей, верно?

Он подъехал, вышел из своего темно-коричневого «форда» и обежал вокруг заднего бампера, направляясь прямо ко мне. Я ухитрилась вспрыгнуть назад на тротуар и уже домчалась до крыльца Галецки, когда Расмуссен схватил меня за руку. Я кричала и кричала — так громко, что мистер Гэри вышел на крыльцо спросить:

— Все в порядке, Дэйв?

Расмуссен только кивнул, и мистер Гэри удалился назад в дом.

— Салли Элизабет О’Мэлли, что с тобой такое? Я всего-то собирался дверцу открыть. — Расмуссен выпустил мою руку и зашагал назад, к своей стороне машины.

Мне сразу вспомнилось, как папа, бывало, делал такое для мамы. Открывал дверцу, склонялся в поклоне и говорил: «Колесница к вашим услугам, мадам». Я очень давно не видела, чтобы кто-то творил такие благие дела, не считая мистера Кэри Гранта в нескольких фильмах. Так что, наверное, Этель не ошибалась: Расмуссен — настоящий джентльмен. Или, возможно, просто очень, очень хорошо притворяется.

Мы проехали два квартала молча, и тишина стала настолько громкой, что Расмуссен сказал:

— Ты ведь знаешь, что мы дружны с твоей мамой, верно?

Я глядела в окно. Пахший шоколадным печеньем ветерок ерошил мне волосы.

— Вчера я ездил навестить Хелен. — Расмуссен включил огонек-поворотник, чтобы вывернуть на Лисбон-авеню.

— У нее все хорошо?

Расмуссен не отрывал глаз от дороги.

— Да, хорошо.

Мне хотелось задать столько вопросов про маму, умолять описать все подробно. Например, спрашивала ли она обо мне, и когда она вернется домой, и не нужно ли принести ей что-нибудь, вроде золоченой щетки, чтобы причесываться, но я не была уверена на все сто процентов, что он сказал мне правду, и даже если сказал, я ну никак не могла заставить себя дать Расмуссену понять, что мне от него что-то нужно.

— У твоей мамы все трудности позади, но… — Расмуссен свернул на 56-ю улицу. — У Холла были кое-какие неприятности, и я знаю, это может тебя расстроить, Салли, но Холл… Холл… Как бы выразиться…

— Чертов долбаный ублюдок?

Расмуссен хохотнул, но тут же умолк.

— Я не вполне одобряю ваш подбор выражений, юная леди, но мне кажется, что в данном случае вы дали точное определение.

Когда Расмуссен говорил, я то и дело смотрела на его подбородок. У него там, в самом низу, шрамик, похожий на запятую. Я ни за что не смогла бы посмотреть ему в глаза, что бы ни говорила Этель. А погляди я в глаза Расмуссену, думаю, моя душа вылетела бы из окошка и прямиком влетела бы в его. Или, возможно, он загипнотизировал бы меня, как тот доктор в фильме под названием «Три лика Евы», где внутри одной тетеньки жило слишком много людей, так что доктор загипнотизировал Еву и попросил парочку из них валить восвояси. Смотри мне в глаза. Смотри мне в глаза. Нет уж, дудки, спасибо вам большое.

— Ты слыхала, что мы с твоей мамой дружим еще со школы, да? — повторил он.

Не хотелось это признавать, но я уже подозревала, что мама дружит с Расмуссеном, — из-за той выпускной фотографии в тайнике, на которой они стоят рядышком и Расмуссен улыбается маме, хотя вроде как улыбаться надо в камеру Джима Мэдигана из «Фотостудии Джима Мэдигана».

— В общем, как я и говорил, Холл попал в серьезную передрягу, — сказал Расмуссен.

— Знаю. — Я начала накручивать прядь волос на палец, к чему пристрастилась совсем недавно. Это вроде как немного умеряло мое воображение. — Мистер Питерсон рассказал, что Холл стукнул мистера Джербака пивной бутылкой и теперь сидит в тюрьме и ему готовятся предъявить обвинение.

Мы свернули на 58-ю улицу, где жили Пяцковски, Расмуссен подъехал к их дому, остановился напротив.

— Джуни мертва почти год. С трудом верится. — Он встряхнулся, как делают люди, когда знают, что не могут вынести то, что чувствуют, и надеются просто от этого избавиться. — Дом выставили на продажу. Надо бы прибраться во дворе.

Я тоже посмотрела на дом Пяцковски и заметила нечто такое, чего не углядела в тот день, когда мы с Тру проходили мимо по дороге в церковь — когда узнали про мамину стафилококковую инфекцию. А там забавный такой синий скворечник, криво висящий на дождевом желобе под крышей, и на нем какая-то надпись, я не могла разобрать, что написано. Скворечник покачивался на ветерке.

Расмуссен тоже смотрел на него.

— Мы с Джуни вместе смастерили скворечник, — сказал он тихо. — Синий был ее любимым цветом. И ей нравились птицы. Особенно синешейки. Она называла их «счастье на крылышках».

Я промолчала, подумав: большой и сильный снаружи, Расмуссен такой мягкий внутри, и меня эта мысль потрясла, но правда же, он словно вишня в шоколаде. Этель не ошиблась. Мои мысли шли вкось и вкривь, но недостаточно вкривь, чтобы я не поняла — Расмуссен говорит правду. Дело в том, что синий точно был любимым цветом Джуни, она просто обожала синий сахар в мешочках «Лик-Эм-Эйд» — после губы у нее становились точь-в-точь васильки.

— Ты ведь знаешь, что Джуни моя племянница, да? Дочка моей сестры Бетси?

— Мне Этель рассказала, — быстро ответила я.

— Бетси пришлось уехать, потому что им с мужем было слишком грустно жить здесь после того, как Джуни… — Он нажал на педаль газа и отъехал от обочины.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация