Одет он был как обычно. Кирпичного цвета брюки и белая майка, из которой торчали похожие на французские батоны руки в самых бледных веснушках, какие я только видела. Волосы у дядюшки Пола густые и рыжие, но чем-то напоминают съехавший на затылок парик.
— «Угадайка», Тру!
— Нет, я Салли, ты помнишь, дядюшка Пол? У Тру рыжие волосы, как у тебя.
Я протиснулась мимо него и отправилась искать бабулю. Нашла ее в кухне, у раковины, с медным чайником в руках.
— Привет, бабуля. Я с подарками.
Распахнув холодильник, я сунула туда кока-колу. Бабуля любит кока-колу. Каждый день выпивает почти целую упаковку из шести банок. Это придает ей энергии и сил, уверяет она.
Выпученные бабулины глаза сделались еще больше.
— Что ж, и тебе привет, Салли. Какой милый сюрприз. Может, чашечку? — Она не стала со мною обниматься, вот еще. Бабуля не особо увлекается обнимашками.
— Не стоит, спасибо. Я совсем ненадолго. Тру с Эдди и Нелл ждут меня в машине. Мы хотим поехать повидаться…
— «Угадайка», Тру! «Угадайка», папочка! — Дядюшка Пол подступил ко мне сзади и накрыл мои глаза ладонями.
Я отлепила его пахший клеем палец и немного посмеялась из вежливости, думая про себя, что дядюшка Пол с каждым днем делается все страньше и страньше, так что, может, бабуле стоит отправить его жить в приют на Лисбон-авеню?
— Ну, хватит уже, сынок, — сказала бабуля. — Возвращайся лучше к себе в комнату, строй домики.
Дядюшка Пол опустил голову:
— Ладно, ма.
Бабуля подождала, пока дядюшка Пол не зашаркает прочь, а потом спросила:
— Так чему же я обязана удовольствием?
— Маме стало лучше. Нелл говорит, самое страшное позади, — сообщила я, радуясь, что могу поделиться такой прекрасной новостью.
— Ты опоздала на день и принесла на доллар меньше, чем нужно, моя славная Салли. — Бабуля потянулась к шкафчику и вынула одну из тех красивых чашек, что оставались у нее еще с былых времен в другой стране. — Офицер Расмуссен заходит почти каждый день. Держит меня в курсе ее дел.
Должно быть, на моем лице появилось необычное выражение, потому что бабуля вдруг улыбнулась.
— Ему-то это зачем? — ахнула я.
Медный чайник засвистел, и бабуля прикрутила под ним пламя.
— Мне казалось, ты знаешь, что Дэйв Расмуссен водил дружбу с твоей матерью.
Вот одна из основных бабулиных черт, которые я по-настоящему люблю. Она много чего знает про всех, кто живет в нашей округе, и никогда не стесняется поделиться своим знанием. Скажем, что Брауни Макдональда выставили из семинарии за то, что как-то раз он выпил все вино для причастия, или что миссис Делэнси из «Магазинчика на углу» была когда-то Шелли, Девушкой-Змеей, и танцевала в каком-то клубе в центре города… Не потому ли миссис Делэнси берет с бабули всего полцены за кока-колу — просто чтобы это оставалось тайной?
— Так что, выходит, офицер Расмуссен — отличный парень? — спросила я.
— И всегда им был, хоть и датчанин. — Бабуля не принимает всерьез людей, которые не ирландцы. — И отец у него был хороший человек. Эрни, так его звали.
Глядя, как бабуля льет кипяток на свой чайный пакетик, я вдруг поняла, как же мне ее не хватало. Так здорово сидеть на этой кухоньке за маленьким хромоногим столом и болтать про знакомых. Прямо как в старые добрые времена. На минуту я даже пожалела, что бабуля не особо любит обниматься.
— Знаешь, ведь раньше семейство Расмуссенов владело пекарней, — сказала бабуля. — Продали ее какой-то большой компании в пятьдесят пятом.
Снаружи Эдди нажал на свой клаксон: «А-хуга!»
Бабуля ткнула ложку в сахар, насыпала в чай три порции «с горкой» и принялась болтать ложкой в чашке.
— Ты знала, что Дэйв и Хелен были когда-то помолвлены, верно?
Ничего подобного! Водить дружбу — еще куда ни шло. Но чтоб Расмуссен был помолвлен с мамой… Как Нелл и Эдди… Должно быть, бабуля что-то напутала.
— Помолвлены, чтобы потом жениться?
— О да. И уже назначили дату свадьбы. Только мать Дэйва, Герти, она была о себе слишком высокого мнения, вот и заявила, что он найдет себе жену получше моей Хелен. Она ему, видите ли, не пара. Не того сорта. — Бабуля зачмокала губами. — В жизни не питала приязни к Герти Расмуссен. Уж больно она кичилась своими деньгами перед всеми и каждым. И страсть как гордилась своими ногами. Да, они были вполне ничего, но не настолько же.
Бабуля добавила немного молока, и чай стал кремово-рыжим, а затем уселась рядышком со мной.
— Но потом Дэйв расторг помолвку; он хоть и любил Хелен, но не мог пойти наперекор желанию матери, потому что Герти к тому времени подхватила туберкулез. И вместо него твоя мать вышла замуж за отца Нелл.
И вот опять, в миллионный раз, я поразилась: как взрослым удается знать вещи, о которых дети ни сном ни духом, и как ловко они держат эти тайны при себе!
Дядюшка Пол насвистывал в своей спальне песенку «Хлоп, и нет куницы». А с улицы тем временем снова донесся гудок.
— Когда отец Нелл помер, я уж решила, что теперь-то Хелен с Дэйвом точно сыграют свадьбу, — сказала бабуля, подув на чай. — Но вместо этого Хелен вышла замуж за твоего отца, потому что все еще злилась на Дэйва.
Вам бы стоило познакомиться с бабулей. Если она разговорится, ее уже не остановить. Но я все-таки попыталась:
— Если все так и было, тогда почему мама не вышла за Расмуссена, когда папа умер?
— Ну, я всегда говорю, моя девочка Хелен порой упрямее вьючного осла с радикулитом. От своего отца унаследовала, между прочим. Упрямство в семейке Райли бежит шибко, что твои строчки на дешевых колготках. — Она очень красиво прихлебнула из чашки. — А еще, сдается мне, твоей матери было стыдно. Папа ваш не оставил ей ничего, кроме вас, трех красавиц, да толстой пачки неоплаченных счетов. — Бабуля покачала головой: — Хелен всегда все делала себе во вред, лишь бы другим досадить.
Господи помилуй, зачем маме себе вредить?
— И тут нарисовался Холл, — пробурчала бабуля.
Вот беда. Этот рассказ надолго. Бабуля Холла прямо на дух не выносила.
— Хелен, должно быть, отчаянно хотела выскочить замуж за бродячего продавца обуви, которого и знала-то пару дней, не больше. А ведь могла бы уж сообразить, что в браке к чему, а? — Она дала мне глотнуть ее чая. — Знаешь, что я всегда говорила об этом браке, Сал?
Знала, и очень хорошо. Слышала — и не раз, и не два.
— Обжегшись на молоке, дуй на воду?
Снова гудок с улицы, теперь долгий-предолгий, терпение у Эдди явно на исходе.
— Точно. — Бабуля наконец тоже услышала гудок. — Похоже, Эдди едва из рубахи не выпрыгивает. — И едва слышно добавила: — И из штанов тоже.
