– Ты кто такой, черт побери?! Ты что это творишь в моем доме, а?!
Похоже, боль в вывернутой за спину руке немного отрезвила Марка. Он бросил злобный взгляд на Фонтейна:
– Отпустите меня! Все равно ничего вам не скажу. Отпустите!
Но Бэзил продолжал держать его за руку.
– Едем в полицию, Коллинз! – распорядился он.
Налитые кровью глаза Марка злобно блеснули.
– Не советую, – угрожающе произнес он. – Пожалеете, если туда обратитесь. Еще как пожалеете, точно вам говорю! Никто не смеет так со мной обращаться!
– Он пьян, – объявил Кокрейн. – Нажрался, как свинья! Ты кто такой?
Вместо Марка ответил Коллинз:
– Сдается мне, этот молодой джентльмен из коттеджа «Плющ». – Дворецкий уже успел обрести обычно присущую ему сдержанность: ни на лице, ни в тихом ровном голосе ни следа эмоций.
– Что? – Фонтейн удивленно уставился на Марка.
– Он ваш приятель, что ли, а Коллинз? – спросил Кокрейн.
– Нет, сэр. Боюсь, этот юный джентльмен не совсем трезв, как вы изволили выразиться.
– В кого он стрелял? – поинтересовался Энтони.
– В меня, сэр. Но не думаю, чтобы в тот момент он отвечал за свои действия.
– С чего это вы взяли, что не отвечал? – продолжал допытываться Кокрейн.
Фонтейн по-прежнему не сводил с Марка глаз.
– Стало быть, джентльмен? Вы совершенно правы, Тони, он в стельку пьян. – И Бэзил затащил Марка в холл, свободной рукой захлопнув входную дверь. Потом отпустил паренька и, хмурясь, уставился на него. – А теперь скажите, молодой человек, какого черта вам понадобилось врываться в мой дом и стрелять в моего слугу? Вы понимаете, что за это я могу засадить вас в тюрьму?
Марк потирал покрытую синяками руку.
– Ладно! Валяйте, сажайте меня в тюрьму! – беззаботно, почти весело воскликнул он. – Я этого не боюсь! А вы еще сильно пожалеете, что связались со мной! Вот увидите!
Фонтейн с отвращением поморщился:
– Его следовало бы упечь за решетку, но боюсь, паренек слишком пьян, чтобы отдавать отчет в своих действиях.
– Все это, конечно, так, – заметил Энтони, – но что привело его сюда, почему он пытался убить Коллинза? Просто в приступе белой горячки?
– Я не хотел его убивать! – крикнул Марк. Теперь он смотрел испуганно. – И стрелять не собирался.
Тут наконец в разговор вмешался Эмберли, который до сих пор молча наблюдал за происходящим.
– Советую вам извиниться перед мистером Фонтейном, – сказал он Марку. – Вы выставили себя полным идиотом.
Фонтейн взглянул на Фрэнка:
– Вы что, знакомы с ним, Эмберли?
– Немного. В таком состоянии он пребывает почти все время.
– Господи Иисусе! Что ж, не хотелось бы поступать с этим мальчишкой слишком сурово. Как, по-вашему, я должен поступить? Сдать его полиции или отпустить?
– Я отпустил бы, – ответил Эмберли. – Но решать, разумеется, только вам.
– Ну не знаю. Ведь он… мог убить Коллинза.
– Лично мне не хотелось бы доставлять молодому человеку неприятности, сэр, – отреагировал на слова хозяина дворецкий. – Вот придет в себя, тогда и поймет, как глупо поступил.
Марк, переводя неуверенный взгляд с него на Фонтейна, тихо произнес:
– Я не хотел… чтоб так вышло. Я… совершил ошибку. Простите меня.
– Пусть в будущем это послужит вам уроком. Учитесь как-то сдерживать свои эмоции, – строго сказал юноше Фонтейн. Отступил на шаг, распахнул дверь. – А теперь пошел вон отсюда!
Марк, не произнося ни слова, прошмыгнул в дверь и растворился во тьме.
– Черт! – взорвался Кокрейн, как только хозяин дома захлопнул за Марком дверь. – Ничего глупее придумать не могли, нет? Да, может, это он застрелил старого Доусона!
– Застрелил Доусона? – тупо повторил Фонтейн. – Но на кой черт ему это понадобилось?
– Если уж так рассуждать, то какого черта ему понадобилось стрелять в Коллинза? – парировал Энтони, провожая взглядом дворецкого, который торопливо зашагал к вращающейся двери в конце холла. – Нет, я вовсе не утверждаю, что это его рук дело, но… – Он пожал плечами.
– Это просто ужасно! – воскликнула Джоан, дрожавшая с головы до пят. – Зачем он вообще заявился сюда, что разнюхивал? И только не говорите мне, что был пьян, еще раз услышу это, и меня просто стошнит! Что, если б я, допустим, ворвалась в чужой дом и принялась бы палить из пистолета, а потом в оправдание сказала, что напилась и ничего не соображала? Вас бы устроило такое объяснение? Черта с два! Этот тип явно собирался кого-то пристрелить. Ну а потом, выпив четыре или пять рюмок подряд, вдруг подумал: «Нет, ей-богу, вот прямо сейчас пойду и сделаю это!» И не говорите мне, что просто потому, что парень перебрал и ему вожжа попала под хвост, он где-то раздобыл пистолет, затем прошагал несколько миль до дома, где никогда не бывал прежде, и принялся палить по мишеням. Детский лепет!
– Совершенно верно, – заметил Эмберли. – Если б я увидел, как вы, Джоан, пытаетесь силой ворваться в незнакомый дом, то подумал бы худшее. Но вы у нас человек уравновешенный. А этот юнец – нет.
– Вот именно! – восторженно воскликнул Энтони. – Старый котелок варит, полон серого мозгового вещества, верно?
– Я не сказал ничего особенного, просто хотел подчеркнуть разницу между людьми неуравновешенными и, мягко говоря, не слишком умными.
– Скажите, мистер Эмберли, вы действительно так думаете? – спросила Джоан.
– Мисс Фонтейн, у меня создалось впечатление, что у молодого Брауна имеется против кого-то зуб. И когда он напивается, то не слишком ясно представляет себе, против кого именно. Вполне возможно, он ненавидит капитализм в целом, именно поэтому и напал на особняк. В любом случае бояться или воспринимать его угрозы всерьез не стоит. – Фрэнк взглянул на наручные часы. – Мне пора. Надеюсь, сегодня в вашем доме больше не будет неуравновешенных гостей.
Покинув особняк, мистер Эмберли выбрал не дорогу на Грейторн, а свернул направо, к Верхнему Неттлфолду. И проехал не так много, когда в свете фар с облегчением заметил фигуру пешехода, не слишком твердым шагом бредущего по обочине. Эмберли обогнал его и притормозил. Потом, перегнувшись, распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья и скомандовал, чтобы Марк Браун немедленно сел в машину.
Тот замотал головой и пошел дальше, но, когда в повторной команде зазвучали жесткие нотки, сдался и повиновался.
Похоже, мистер Эмберли был не в настроении вести беседу. Заметив, что Марк вел себя, как полная задница, он молчал на протяжении всей дороги до коттеджа «Плющ». Марк бормотал что-то нечленораздельное в свое оправдание, но из-за рева мотора разобрать слова было трудно, к тому же они не слишком интересовали Эмберли. В конце концов Марк понял, что его объяснения никому не нужны, и погрузился в мрачное молчание.
